Отзывы на книгу "Малефисента. История истинной любви" Элизабет Рудник

Посвящается Линде Вулвертон

Это история феи Малефисенты. История, которую вы не знаете. Имейте в виду, это не одна из тех сказок, которые начинаются с проклятия и заканчиваются битвой с драконом. Нет. Это рассказ о том, что произошло на самом деле. И хотя в этой истории встречаются и проклятие, и дракон, в ней есть нечто гораздо большее. Потому что это повесть о несчастной любви, обретенной дружбе и о силе единственного поцелуя…

Лучи предзакатного солнца просачивались сквозь густую траву, золотя зеленые травинки. По небу медленно плыли облака, похожие на неторопливо бродивших под ними по лугу белых пушистых овечек. За своей отарой наблюдали сидевший неподалеку возле каменной стены пастух и его четырехлетний сын. У их ног примостились две колли - закрыв глаза, они устроили себе короткую передышку, отдыхая от своих собачьих обязанностей.

Сегодня маленький мальчик впервые вышел на пастбище со своим отцом. Этого дня он ждал целую вечность - в то время как старшие братья пасли овец все дальше и дальше от дома, его всегда оставляли одного. Но сегодня пришел его черед. Он всю дорогу бежал позади отца, стараясь не распугать овец, которых они гнали к одному из самых дальних лугов. Подражая своему отцу, мальчик принялся покрикивать на овец, чтобы заставить их двигаться дальше.

От новых впечатлений, беготни и выкриков у мальчика разыгрался аппетит. Быстро проглотив ужин, он с наслаждением принялся за большой кусок сладкого пирога, роняя крошки на колени. Заметив, что отец положил свой кусок на землю, мальчик с удивлением спросил:

Ты что, не хочешь сладкого пирога, папа?

Я оставляю его здесь для волшебного народца, - ответил пастух, и его обветренное лицо стало серьезным.

Отказаться от сладкого пирога? Мальчик и представить себе не мог ничего подобного.

Зачем? - спросил он.

Пастух улыбнулся.

Чтобы поблагодарить их за то, что они делают траву выше и гуще и помогают распускаться цветам. Чтобы показать, что мы не собираемся причинить им зло.

Но такого ответа любознательному мальчику было недостаточно. У него оставалось еще много вопросов.

А почему они это делают? И какой вред мы можем им причинить? - спросил он своим тоненьким, полным недоумения голоском.

Прежде чем что-либо ответить, пастух потертым ботинком разровнял землю перед собой. Подошвы его ботинок были коричневыми от луговой почвы, а носки их совсем облупились. Времена настали тяжелые - король Генрих с каждым годом требовал все больше и больше зерна и овец. Теперь фермерам приходилось крепко цепляться за землю и беречь старые ботинки, надеясь на лучшее.

Они часть природы. Они заботятся о растениях, о животных, даже о самом воздухе. - Пастух подхватил пригоршню рыхлой почвы и медленно насыпал ее вокруг угощения. - Но не все люди их ценят. Некоторые нападают на их землю, желая извлечь выгоду из всех природных богатств. Ах, сколько бессмысленных войн было между ними и людьми! И не важно, сколько раз и те и другие стремились заключить мир, - все равно мы, кажется, постоянно находимся на пороге новой войны.

С этими словами пастух печально посмотрел вдаль.

Мальчик ничего не понимал. Его отец нес какую-то несусветную чушь. А ведь когда он сам говорит глупости, мать дает ему подзатыльник и посылает в сарай чистить стойла!

Дать подзатыльник собственному отцу мальчик, разумеется, не мог и потому лишь спросил:

Зачем ты так насыпал землю?

В знак уважения, - спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, ответил отец. - Чтобы показать феям, что они могут без опаски полакомиться этим пирогом, и чтобы они не думали, будто мы собираемся их отравить. Знаешь, если их рассердить, они могут сильно разозлиться.

Пастух поднялся, свистнул собак и двинулся к дому.

Оставшийся позади него мальчик сел на калитку загона для овец, его мысли неслись вскачь. Раньше он никогда не слышал о злых феях. Испуганно оглянувшись, он осмотрелся. Не уверенный в том, что за ним не наблюдают эти самые злые феи, он спрыгнул вниз, негромко вскрикнув, и припустил вслед за отцом. Только поравнявшись с ним и почувствовав себя в безопасности, мальчик облегченно вздохнул и начал оглядываться по сторонам - ему ужасно хотелось увидеть хотя бы одну фею.

Спускаясь по склону холма и гоня овец к дому, который отсюда казался маленьким пятнышком, мальчик взглянул на небо, затем вновь перевел взгляд вниз, на землю.

Заметив что-то зеленое на цветке, он остановился и окликнул отца.

Скажи, это фея? - с надеждой спросил он.

Нет, - ответил пастух, покачав головой. - Это просто кузнечик.

А это? - спросил мальчик, указывая на другой цветок.

Мальчик немедленно пощупал свои уши и округлил глаза:

Папа, мне кажется, я один их них!

Едва удержавшись, чтобы не прыснуть со смеху, пастух остановился и повернулся к сыну.

Сынишка успокоился и улыбнулся. Ему, конечно, очень хотелось увидеть фей, но совершенно не хотелось оказаться одним из них.

Подняв руку, пастух указал пальцем на землю, окружавшую их семейное пастбище.

Если бы ты был феей, - сказал он, - ты жил бы там. На этих вересковых пустошах они и обитают. Именно из-за них весь этот сыр-бор.

Мальчик посмотрел в ту сторону, куда указывал отец, и округлил глаза. До сих пор он еще никогда не видел вересковых топей, они были слишком далеко от их фермы. Правда, он слышал от своих братьев истории об отбившихся от стада овцах, которые никогда оттуда не возвращались. Даже сейчас, в теплом сиянии вечернего солнца, топи были погружены в туман, скрывавший все - и всех, кто находился внутри. Вересковые топи простирались в обе стороны, по краю их окружали высокие, узловатые деревья, они тянулись своими ветками к небу и заслоняли раскинувшуюся за ними землю. У основания стволов в пятнах солнечного света виднелись высокие камыши - они наклонялись вперед, словно с любопытством рассматривая принадлежащую людям землю. Мальчик поежился.

Вновь обратив свое внимание на овец, пастух продолжал спускаться с холма. Оставшийся у него за спиной мальчик задержался, не сводя глаз с вересковых топей. Отсюда он мог рассмотреть разложенную на земле пищу, тотемы и талисманы, развешанные на ветках деревьев, окружавших землю фей. Прищурив глаза, он пытался разглядеть что-нибудь в накрывшем пустоши мареве, но не сумел это сделать и, сгорая от любопытства, медленно направился к утонувшей в тумане низине.

В один миг он оказался на краю топей. Туман вокруг слегка рассеялся, и теперь мальчику стали видны камни и мелкие кусты, покрывавшие землю. Опустившись на колени, он вытащил из кармана недоеденный кусок пирога и осторожно положил его на камень. Нетерпеливо схватив горсть земли, насыпал ее вокруг. Затем отступил на шаг назад и принялся ждать.

Ничего не произошло.

Мальчик подвинул пирог ближе к центру камня.

Опять ничего.

Разочарованный в своих ожиданиях, мальчик повернулся, собираясь уйти. Солнце уже садилось, и ему пора было возвращаться вместе с отцом домой.

Неожиданно мальчик услышал за своей спиной легкий дрожащий звук и остановился. Медленно повернувшись, он широко раскрыл глаза, заметив поднявшуюся над краем камня пару маленьких, как у насекомого, усиков.

Что выбрать: современного автора или перечитать классику? Увлекательную фантастику, добрую сказку или тонкую психологическую драму? Иногда по обложке сложно понять, что действительно придется по душе. Мы предлагаем почитать отрывок и определиться с предпочтением.

Тилли Коул «Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть»

О чем:

Действие книги происходит в США. Руне и Поппи встретились, когда были еще детьми. Со временем детская привязанность превратилась в глубокое чувство. Детьми они пообещали, что все их поцелуи будут принадлежать друг другу. Умирает бабушка Поппи и завещает внучке банку, наполненную розовыми бумажными сердечками. Эту банку Поппи должна наполнить самыми особенными и незабываемыми поцелуями, а на каждом бумажном сердечке записывать, когда этот поцелуй случился.

Проходит много лет, герои уже подростки. По работе отец Руне должен вернуться в родную Норвегию, Руне приходится уезжать с ним. Парень в отчаянии, что вынужден на целых три года оставить возлюбленную.

Когда Руне наконец снова возвращается в Джорджию к Поппе, в голове у него только одна мысль. Почему девушка, которая завладела не только его сердцем, но и душой, которая обещала его ждать вечно, вдруг перестала отвечать на письма и звонки?

Отрывок из книги:

Какое-то время мы сидели молча, потом Руне спросил:

А для чего эта банка? Что там внутри?

Я убрала руку, взяла банку и подняла повыше.

Новое приключение от моей бабули. Путешествие на всю жизнь.

Брови у Руне поползли вниз, а длинные блондинистые волосы упали на глаза. Я откинула их назад, и он улыбнулся. В школе все девочки хотели, чтобы он улыбался им так, – они сами мне говорили. А я говорила им, что никто из них ни одной улыбки не получит; Руне – мой лучший друг, и делить его с ним я не собираюсь.

Руне показал на банку.

Не понимаю.

Помнишь, какие у бабули были самые любимые воспоминания? Я тебе рассказывала.

Руне задумался, даже лоб наморщил, а потом сказал:

Поцелуи твоего дедушки?

Я кивнула и сорвала со свисающей низко ветки бледно-розовый вишневый лепесток. Вишневые лепестки бабуля любила больше всего. Любила потому, что они не живут долго. Она говорила, что самое лучшее, самое красивое никогда не задерживается надолго. Говорила, что цветок вишни слишком прекрасен, чтобы продержаться целый год. Что он потому и особенный, что его век недолог. Как самурай – изысканная красота и быстрая смерть. Я не совсем понимала, что это значит, но бабуля говорила, что я пойму, когда стану старше.

Руне и Поппи встретились, когда были еще детьми.

Наверное, она была права. Бабуля не была старой и уходила молодой – так по крайней мере говорил папа. Может быть, поэтому ей так нравился цветок вишни. Потому что она сама была такой же.

Поппимин?

Я подняла голову.

Так что? Дедушкины поцелуи были ее самым лучшим воспоминанием?

Да, – ответила я и разжала пальцы. Лепесток упал на землю. - Все поцелуи, от которых ее сердце почти разрывалось. Бабуля говорила, что его поцелуи – это самое лучшее, что только есть на свете. Потому что вот так сильно он любил ее. Вот так сильно ею дорожил. И она нравилась ему за то, что была именно такой.

Руне сердито посмотрел на банку и фыркнул.

Все равно не понимаю.

Он вытянул губы и скривился, а я рассмеялась. У него были красивые губы – полные, бантиком. Я открыла банку, достала розовое бумажное сердечко, на котором ничего не было написано, и показала Руне.

Вот это – пустой поцелуй. - Я показала на банку. - Бабуля сказала мне собрать за всю жизнь тысячу поцелуев. - Я положила сердечко в банку и взяла Руне за руку. - Это новое приключение. Собрать, прежде чем я умру, тысячу поцелуев от моей половинки.

Я достала из кармана ручку.

Когда мальчик, которого я люблю, поцелует меня так, что сердце почти что разорвется, я должна буду написать все подробности на одном из сердечек. И потом, когда я стану старенькой и седой и захочу рассказать обо всем своим внукам, я вспомню эти особенные поцелуи. И того, кто подарил их мне.

– Вишневые лепестки бабуля любила больше всего. Любила потому, что они не живут долго. Она говорила, что самое лучшее, самое красивое никогда не задерживается надолго.

Меня как будто подбросило.

Вот чего хотела от меня бабуля! - Охваченная волнением, я вскочила. - Значит, начать нужно уже скоро! Я должна сделать это ради нее.

Руне тоже вскочил. И в то же мгновение сорванные порывом ветра мимо нас пролетели, кружась, розовые лепестки. Я улыбнулась. А вот Руне не улыбался. Нет, он как будто взбесился.

Так ты будешь целоваться с мальчиком ради своей банки? С кем-то особенным? С тем, кого любишь? - спрашивал он.

Я кивнула.

Тысяча поцелуев! Тысяча!

Руне покачал головой и надул губы.

НЕТ! - проревел он.

И мне стало не до улыбок.

Что? - спросила я.

Он шагнул ко мне, упрямо качая головой.

Нет! Не хочу, чтобы ты целовала кого-то ради этой своей банки! Нет и нет! Не бывать этому!

Руне не дал мне ничего сказать и схватил за руку.

Ты – мой лучший друг. - Он выпятил грудь и потянул меня к себе. - Не хочу, чтобы ты целовалась с мальчишками!

Но так надо, – объяснила я, показывая на банку. - Это мое приключение. Тысяча поцелуев – это очень много. Очень-очень! И ты все равно будешь моим лучшим другом. Никто другой не будет столько значить для меня, как ты, глупенький.

Руне посмотрел на меня в упор. Потом перевел взгляд на банку. В груди снова появилась боль – было видно, что ему это не нравится. Он опять мрачнел, хмурился и злился.

Я шагнула к моему лучшему другу. Он смотрел прямо мне в глаза, не отрываясь.

Поппимин… - произнес он своим жестким, сильным голосом. - Поппимин! Это значит моя Поппи. Вместе навсегда, на веки вечные. Ты – МОЯ ПОППИ!

Я открыла рот. Я хотела крикнуть, возразить, сказать, что мне нужно начать это приключение. Но тут Руне вдруг наклонился и прижал свои губы к моим губам.

И я замерла. Я чувствовала его губы на моих губах и не могла пошевелиться. Они были теплые. От него пахло корицей. Ветер бросил его длинные волосы мне на щеки, и у меня защекотало в носу.

Руне отстранился, но не отступил. Я попыталась дышать, но в груди вдруг стало легко, как будто ее наполнило пухом. И сердце застучало быстро-быстро. Так быстро, что я прижала руку, чтобы почувствовать, как оно трепещет под ладонью.

Руне, – прошептала я и подняла руку, чтобы дотронуться до его губ. Он не сводил с меня глаз. Моргнул. Раз и еще раз. Мои пальцы коснулись его губ.

Ты меня поцеловал, – ошеломленно прошептала я. Он сжал мою ладонь. Мы стояли, держась за руки.

Я дам тебе тысячу поцелуев. Всю тысячу. Никто и никогда не будет целовать тебя, кроме меня.

Я вгляделась в его глаза. Сердце все стучало и стучало.

Это целая вечность. Чтобы никто другой меня не целовал, мы должны быть вместе. Всегда, на веки вечные!

Руне кивнул, а потом улыбнулся. Улыбался он нечасто. Обычно только ухмылялся или скалился. И зря. Улыбка так его красила.

Знаю. Потому что мы вместе навсегда. На веки вечные, помнишь?

Я медленно кивнула, а потом, глядя на него исподлобья, спросила:

Так ты дашь мне все мои поцелуи? Столько, что их хватит, чтобы заполнить целую банку?

Руне снова улыбнулся.

Все. Мы заполним всю банку и даже больше. Мы соберем намного больше тысячи.

Уф! Чуть не забыла! Я высвободила руку, достала ручку и сняла крышку. Потом вынула чистое бумажное сердечко, села и начала писать. Руне опустился рядом на колени и положил руку мне на локоть.

Я удивленно посмотрела на него. Он сглотнул, убрал за ухо прядь волос.

Ты… когда… когда я поцеловал тебя… твое сердце… оно едва не разорвалось? Ты ведь сама сказала, что в банку надо складывать только самые-самые, особенные поцелуи. - Щеки его вспыхнули, словно от огня, и он смущенно потупился.

Ни секунды не задумываясь, я подалась вперед и обняла моего лучшего друга за шею. Я прижалась щекой к его груди и затаила дыхание, слушая его сердце.

Оно билось так же быстро, как мое.

Да, так все и было. Особеннее не бывает.

Я почувствовала, как он улыбается, и отстранилась. Села, поджав ноги, положила розовое сердечко на крышку и взяла ручку. Руне уселся рядом в такой же позе.

Что напишешь? - спросил он. Я постучала ручкой по губе. Задумалась. Потом выпрямилась и, наклонившись вперед, написала:

Поцелуй 1

В вишневой роще.

Мое сердце едва не разорвалось.

Холли Смейл «Гик навсегда»

О чем:

Гарриет Мэннерс – неловкая, нескладная девушка, которая еще к тому же и гик. Она знает кучу фактов обо всем на свете и сыпет ими, стараясь скрыть свое смущение. У нее пара лучших друзей, которым она предана всей душой. А еще у нее есть любовь всей ее жизни, умопомрачительный красавец Ник, который какое-то время работал фотомоделью, как и она. Но сейчас он оставил карьеру и вернулся домой, в Австралию, чтобы получить образование и заняться наконец любимым делом – серфингом. Возлюбленные расстались. Гарриет считает, что уже выкинула Ника из головы, но на самом деле она до сих пор не может его забыть. Под кроватью у девушки хранится коробка памяти, куда сложены вещественные свидетельства их минувшего счастья.

В книге «Гик навсегда» судьба приводит Гарриет в Австралию. Девушка понимает, что она просто не может не увидеть Ника снова. Но дело осложняется тем, что Гарриет не знает, где тот живет.

Отрывок из книги:

Позади меня раздается громкий хруст веток, и я резко оборачиваюсь.

Из темноты в черном костюме и белой рубашке с черным галстуком, держа в руке большой белый фонарь, появляется Ник.

Иногда кажется, что в мире недостаточно слов.

Но иногда их вполне хватает.

Ник, ты опоздал.

Он окидывает взглядом вечеринку, потом улыбается и выключает свой фонарь.

И, судя по всему, сильно опоздал. Извини. Хотя это не совсем то, чего я ожидал. - Он смотрит на свой траурный костюм. - Конечно же.

Потом он снимает галстук и пиджак и садится на плед рядом со мной.

Вот, держи, – говорю я, протягивая ему большой и пушистый лаймово-зеленый шарф, который кто-то бросил около меня во время танца. - Тут существуют дресс-код и цветовые правила, и их нужно соблюдать.

Улыбнувшись и склонив голову набок, он повязывает шарф вокруг шеи.

Так лучше?

Бесконечно лучше.

Очевидно, я не совсем правильно понял указания, – с кривой усмешкой объясняет Ник. - Или совершенно бездарно воспользовался компасом. К тому же я плоховато умею ориентироваться в лесу впотьмах, хотя примерно в миле отсюда есть мелкий пруд, который я теперь очень хорошо знаю.

Он поднимает брови и указывает на толстый слой ила, которым облеплена нижняя часть его черных брюк.

А я тебе говорила, что быть герлскаутом с сертификатом проводника очень полезно.

Знаю, – ухмыляется он, – но меня не приняли бы в герлскауты.

Мы оба смеемся.

Потом в течение нескольких минут сидим молча, и оранжевые отсветы пламени играют на наших лицах. Это молчание, в котором можно угнездиться и завернуться в него, если вы хотите найти комфорт в молчании.

Наконец Ник откашливается.

Гарриет, – тихо произносит он. - Ты разбила мне сердце.

Я поворачиваюсь к нему, моргая от света костра.

Я хотел сказать именно это, – продолжает он, в то время как я неотрывно смотрю на него. - В ту ночь на Бруклинском мосту… я думал, что мне нужно вернуться домой, но, когда я оказался дома, я мог думать только о тебе и ни о чем больше. А когда ты не ответила на мое письмо, я… - Он делает паузу. - Я очень переживал из-за этого.

Я открываю рот.

Очень переживал. Мои друзья и родные сходили с ума от тревоги за меня. Целых шесть месяцев.

«Ой. Ой-ой-ой…»

Это потому они…

Работа в дайвинге должна была отвлечь меня от всего этого, – поспешно продолжает он. - Но потом ты вдруг появилась, изображая под водой дискотечные па и едва не утонув у меня на глазах.

Я жарко краснею. Он это видел?

Я вовсе не…

Именно так, – с кривой улыбкой возражает он. - Когда я вижу Танец Гарриет, я не могу его не опознать. Я испугался и потому рассердился, мне было горько, я ничего не понимал. Но потом ты сказала мне про Джаспера, и все обрело смысл. Я понял, что прошлой осенью ты не ответила мне, потому что твоя жизнь не стояла на месте.

Потом в течение нескольких минут сидим молча, и оранжевые отсветы пламени играют на наших лицах.

Подняв взгляд, я смотрю на Джаспера, который по-прежнему беседует с мексиканцем по другую сторону костра.

И я внезапно вспоминаю…

Шесть месяцев я носила с собой коробку, в которую спрятала все, что было Ником; я делала все, чтобы забыть его; я просыпалась в слезах и засыпала в слезах; я прогоняла прочь все мысли о нем, отбивалась от этих мыслей изо всех сил, чтобы все это больше не смогло сломить меня.

До меня не доходило, что его это тоже может сломить.

Все было совсем не так, – говорю я, когда Джаспер на мгновение смотрит на нас, а потом возвращается к разговору. - Мы с Джаспером…

Знаю, – прерывает меня Ник. - Нэт написала мне эсэмэску перед самым показом у Юки. И еще она сказала мне, что, если я опять хоть раз причиню тебе боль, она оторвет мне голову.

Широко распахнутыми глазами я оглядываюсь на свою лучшую подругу, которая прячется под огромным дубом, притворяясь, будто вовсе не смотрит на нас.

Вот ведь хитрая мартышка!

Но откуда она взяла твой…

У Уилбура, – улыбается Ник. - Он, как всегда, неисправимый романтик.

Теперь я вижу своего агента, стоящего поодаль вместе с Рин и Тоби. Тоби показывает мне вскинутый большой палец, Уилбур приподнимает воображаемую шляпу, а Рин изображает из ладоней сердечко.

Я пытаюсь сказать вот что, – тихо продолжает Ник. - Ты была рядом со мной, когда думала, что мне это нужно. И теперь… я рядом с тобой. Ради тебя.

В горле у меня встает комок, настолько огромный, что я не могу дышать.

После стольких месяцев у меня наконец-то вырывается правда, которую я так долго скрывала.

Ник… Я не игнорировала твое письмо. Я отвечала тебе. Я писала одно письмо за другим. Но я не могла отослать их тебе. Я думала, что тебе нужно, чтобы я тебя отпустила. Поэтому Банти сохранила их для меня.

Дернув уголком рта, Ник лезет в свой карман.

И достает стопку конвертов.

Ник возвращается в Австралию, чтобы заняться серфингом.

Это они: все письма до единого, которые я писала ему. Каждое слово, с которым я бежала к почтовому ящику и отправляла совсем по другому адресу.

Туда, где они не смогли бы причинить ему боль.

Знаю, – просто отвечает он. - Я прочел их на празднике. Банти отдала мне их все.

В 1972 году миссия «Аполлона-17» завершилась успешной посадкой на Землю. Из-за того что НАСА решила отказаться от дальнейших расходов на программу, Юджин Сернан официально стал последним человеком в истории, побывавшим на Луне. Он и его экипаж побили несколько рекордов, включая самое длительное пребывание на Луне, самую дальнюю прогулку по Луне, самый крупный образец лунного грунта и самое долгое время на лунной орбите.

По сути, они провели там довольно много времени.

И пока они ждали возвращения на Землю, Юджин решил сделать что-то еще и пальцем начертал на лунной пыли инициалы своей дочери – ТДС.

Он знал, что поскольку на Луне нет ни ветра, ни атмосферы, а сила тяжести в шесть раз меньше земной, эти буквы останутся там на миллиарды лет: неизменные, нестертые, непоколебимые.

И когда мы смотрим на луну, мы, по сути, видим знак любви.

Запечатленный в небесах на всю вечность.

Джейн Остен «Чувства и чувствительность»

О чем:

Элинор и Марианна, две сестры, обе происходят из знатного дворянского рода. Но после смерти отца оказываются на грани обнищания. И вместе с матерью вынуждены переехать в скромный домик, оставив прежнее роскошное поместье.

Элинор, старшая сестра, мудрая, рассудительная и спокойная девушка. Младшая, Марианна, чувствительная, пылкая и очень эмоциональная.

Элинор влюблена в Эдварда. Но возлюбленные не могут объясниться, оба довольно сдержанные люди. Кроме того, в силу взаимных недомолвок и путаницы они оказываются разлучены.

Марианна страстно влюблена в Уиллоби, блестящего молодого человека. К сожалению, она бедна, а юноша, чтобы поправить свое финансовое положение, вырвав из сердца возлюбленную, вынужден жениться на богатой невесте.

Отрывок из книги:

Миссис Дженнингс только снова засмеялась, но у Элинор не было сил продолжать разговор, и к тому же, желая поскорее узнать, что написал Уиллоби, она поспешила в их комнату. Отворив дверь, она увидела, что Марианна лежит, распростершись на кровати, задыхаясь от рыданий и сжимая в руке письмо, а рядом разбросаны еще два-три. Элинор молча подошла, села на край кровати, взяла руку сестры, несколько раз ласково ее поцеловала и разразилась слезами, вначале почти столь же бурными, как слезы Марианны. Та, хотя не могла произнести ни слова, видимо, была благодарна ей за сочувствие и, после того как они некоторое время плакали вместе, вложила все письма в руку Элинор, а сама закрыла лицо платком, чуть не крича от муки. Элинор, понимая, что подобное горе, как ни тягостно его наблюдать, должно излиться само, не спускала глаз с сестры, пока ее отчаянные страдания не поутихли, и тогда, торопливо развернув письмо Уиллоби, прочла следующее:

«Бонд-стрит, январь.

Милостивая государыня!

Я только что имел честь получить ваше письмо и прошу принять мою искреннейшую за него благодарность. Я был весьма удручен, узнав, что мое поведение вчера вечером не совсем снискало ваше одобрение, и, хотя мне не удалось понять, чем я имел несчастье досадить вам, тем не менее умоляю простить мне то, что, заверяю вас, никак не было с моей стороны преднамеренным. Я всегда буду вспоминать мое былое знакомство с вашим семейством в Девоншире с самым живейшим удовольствием и льщу себя надеждой, что оно не будет омрачено какой-либо ошибкой или неверным истолкованием моих поступков. Я питаю искреннейшее почтение ко всему вашему семейству, но если по злополучной случайности я и дал повод предположить большее, чем я чувствовал или намеревался выразить, то могу лишь горько упрекнуть себя за то, что не был более сдержан в изъявлении этого почтения. И вы согласитесь, что я никак не мог подразумевать большего, когда узнаете, что сердце мое уже давно было отдано другой особе и что в недалеком будущем самые дражайшие мои надежды будут увенчаны. С величайшим сожалением я, как вы того потребовали, возвращаю письма, которые имел честь получать от вас, а также локон, коим вы столь услужливо меня удостоили.

С глубочайшим почтением и совершеннейшею преданностью честь имею быть вашим усерднейшим и покорнейшим слугой

Джон Уиллоби».

Легко себе представить, с каким негодованием прочла мисс Дэшвуд это послание. Признание в непостоянстве, подтверждение, что они расстались навсегда, – этого она ожидала, еще не взяв листок в руки, но ей и в голову не приходило, что в подобном случае можно прибегнуть к подобным фразам, как не могла она вообразить, что Уиллоби настолько лишен благородства и деликатности чувств и даже обыкновенной порядочности джентльмена, чтобы послать письмо, столь бесстыдно жестокое, письмо, в котором желание получить свободу не только не сопровождалось приличествующими сожалениями, но отрицалось какое бы то ни было нарушение слова, какое бы то ни было чувство, – письмо, в котором каждая строка была оскорблением и доказывала, что писал его закоренелый негодяй.

Несколько минут Элинор пыталась опомниться от гневного удивления, затем перечитала письмо опять и опять. Но с каждым разом ее отвращение к этому человеку только возрастало, и она так против него ожесточилась, что не решалась заговорить, боясь, как бы не ранить Марианну еще больней, увидев в этом разрыве не потерю для нее, но, напротив, избавление от худшего из зол – от уз, навеки скрепивших бы ее с безнравственным человеком, – истинное спасение, милость провидения.

Ежедневно, ежечасно я ждала, что получу от вас ответ и еще больше – что увижу вас.

Размышляя над содержанием письма, над низостью сердца, способного продиктовать его, и, быть может, над совсем иным сердцем совсем иного человека, который вспомнился ей в эту минуту только потому, что он всегда жил в ее мыслях, Элинор забыла о льющихся слезах сестры, забыла о трех еще не прочитанных письмах у себя на коленях и сидела в задумчивости, не замечая времени. Подойдя затем к окну на стук колес внизу, чтобы посмотреть, кто приехал так неприлично рано, она в величайшем изумлении узнала экипаж миссис Дженнингс, который, как она знала, велено было подать в час. Не желая оставлять Марианну одну, хотя и не надеясь пока сколько-нибудь ее утешить, она поспешила найти миссис Дженнингс и извиниться, что не поедет с ней – ее сестре нездоровится. Миссис Дженнингс приняла ее извинения без всякой досады и лишь добросердечно огорчилась из-за их причины. Проводив ее, Элинор вернулась к Марианне, которая попыталась подняться с кровати, так что сестра только-только успела подхватить ее, когда она чуть было не упала на пол, совсем обессилев после многих дней, проведенных без необходимого отдыха и подкрепления сил. Она давно уже утратила всякий аппетит и почти не смыкала глаз по ночам, и вот теперь, когда лихорадка ожидания перестала ее поддерживать, долгий пост и бессонница обернулись мигренью, желудочным головокружением и общей нервической слабостью. Рюмка вина, которую ей поспешила принести Элинор, несколько подкрепила ее, и наконец у нее достало силы показать, что она не осталась нечувствительна к заботам сестры.

Бедняжка Элинор! Как я тебя огорчила! - сказала она.

Я только жалею, что ничем не могу тебе помочь или утешить тебя, – ответила Элинор.

Этого – как, впрочем, и чего бы то ни было другого – Марианна не вынесла и вновь разрыдалась, сумев только воскликнуть с горестью:

Ах, Элинор, как я несчастна!

Но Элинор более не могла быть безмолвной свидетельницей этих безудержных мук.

Постарайся совладать с собой, Марианна, – сказала она настойчиво, – если ты не хочешь убить себя и всех, кто тебя любит. Подумай о маме, подумай, как тяжелы будут для нее твои страдания. Ради нее ты должна успокоиться.

Не могу! Не могу! - восклицала Марианна. - Уйди, оставь меня, если я тебе в тягость! Ах, как легко тем, кто не знает печали, уговаривать других успокоиться! Счастливица Элинор, ты ведь даже представить себе не можешь, какие терзания я испытываю!

Ты называешь меня счастливицей, Марианна! Ах, если бы ты только знала… Да и как я могу быть счастлива, видя твои страдания?

Прости, прости меня, – сказала Марианна, обнимая сестру. - Я знаю, как ты мне сочувствуешь, я знаю твое любящее сердце. И все же ты… ты должна быть счастлива. Эдвард любит тебя, так что же, что может омрачить подобное счастье?

Очень, очень многое, – грустно ответила Элинор.

Нет, нет, нет! - вскричала Марианна, как безумная. - Он любит тебя, и только тебя. Так какое же может быть у тебя горе?

Пока я вижу тебя в подобном состоянии, я не в силах радоваться.

Но другой ты меня никогда не увидишь! Мое горе ничто не способно исцелить!

Не говори так, Марианна. Неужели у тебя нет никакого утешения? Нет друзей? Разве твоя утрата такова, что ее невозможно возместить? Как ни страдаешь ты теперь, подумай, насколько больше были бы твои страдания, если бы истинный его характер открылся позже, если бы ваша помолвка длилась еще долгие месяцы, прежде чем он вознамерился бы положить ей конец. Каждый лишний день злополучного твоего неведения сделал бы удар еще более ужасным.

Помолвка? - повторила Марианна. - Но мы не были помолвлены!

Не были?

Нет. Он не столь дурен, как ты считаешь. Он не давал мне слова.

Но он говорил, что любит тебя?

Да… нет… прямо никогда. День за днем это разумелось само собой, но прямого признания я от него не слышала. Порой мне казалось, что вот-вот… но этих слов он так и не произнес.

И тем не менее ты писала к нему?

Да… Что могло быть в этом плохого после всего, что было? Но у меня нет сил говорить…

Элинор промолчала и, вновь взяв три письма, пробежала их с новым любопытством. Первое, которое Марианна отправила ему в день их приезда, было следующего содержания:

«Беркли-сквер, январь.

Как вы будете удивлены, Уиллоби, получив эту записку! И мне думается, вы ощутите не только удивление, узнав, что я в Лондоне. Возможность приехать сюда, даже в обществе миссис Дженнингс, была искушением, перед которым мы не устояли. Мне очень бы хотелось, чтобы вы получили это письмо вовремя, чтобы побывать у нас еще сегодня, но я не очень тешу себя такой надеждой. Как бы то ни было, завтра я вас жду. Итак, до свидания.

Второе письмо, отосланное наутро после танцев у Мидлтонов, гласило следующее:

«Не могу выразить ни разочарования, которое охватило меня, когда позавчера вы нас не застали, ни удивления, что вы все еще не ответили на записку, которую я вам послала почти неделю тому назад. Ежедневно, ежечасно я ждала, что получу от вас ответ и еще больше – что увижу вас. Прошу, приезжайте опять, как только сможете, и объясните причину, почему я ждала напрасно. В следующий раз лучше приезжайте пораньше, потому что обычно около часа мы куда-нибудь едем. Вчера вечером мы были у леди Мидлтон, устроившей танцы. Мне сказали, что вы были приглашены. Но может ли это быть? Верно, вы сильно переменились с тех пор, как мы виделись в последний раз, если вас приглашали и вы не пришли. Но не стану даже предполагать такую возможность и надеюсь в самом скором времени услышать из ваших уст, что это было не так.

В третьем ее письме говорилось:

«Как должна я понимать, Уиллоби, ваше вчерашнее поведение? Снова я требую у вас объяснения. Я была готова встретить вас с радостью, естественной после такой долгой разлуки, с дружеской простотой, какую, мне казалось, наша близость в Бартоне вполне оправдывала. И как же меня оттолкнули! Я провела ужасную ночь, ища оправдания поступкам, которые иначе чем оскорбительными назвать, пожалуй, нельзя. Но хотя мне пока не удалось найти сколько-нибудь правдоподобного извинения вашим поступкам, я тем не менее готова выслушать ваши объяснения. Быть может, вас ввели в заблуждение или сознательно обманули в чем-то, касающемся меня, и это уронило меня в ваших глазах? Скажите же мне, в чем дело, назовите причины, побудившие вас вести себя так, и я приму ваши оправдания, сама оправдавшись перед вами. Мне было бы горько думать о вас дурно, но если так будет, если я узнаю, что вы не таков, каким мы вас до сих пор считали, что ваши добрые чувства ко всем нам были притворством, что меня вы с самого начала намеревались лишь обманывать, пусть это откроется как можно скорее. Моя душа пока находится в страшном борении. Я хотела бы оправдать вас, но и в ином случае мои страдания будут все же легче, нежели теперь. Если ваши чувства переменились, верните мои письма и мой локон.

Элинор, ради Уиллоби, предпочла бы не поверить, что на письма, полные такой нежности, такого доверия, он был способен ответить подобным образом. Но, как ни осуждала она его, это не заставило ее закрыть глаза на неприличие того, что они вообще были написаны, и она про себя оплакивала пылкую неосторожность, не поскупившуюся на столь опрометчивые доказательства сердечной привязанности, которых даже не искали и для которых ничто им предшествовавшее не давало оснований, – неосторожность, приведшую к неизмеримо тяжким последствиям. Но тут Марианна, заметив отложенные в сторону письма, сказала, что на ее месте в подобных обстоятельствах кто угодно написал бы то же самое и ничего сверх этого в них нет.

Этому я легко верю, – ответила Элинор. - Но, к сожалению, он того же не чувствовал.

Нет, чувствовал, Элинор! Много, много недель чувствовал! Я знаю это. Почему бы он теперь ни переменился – а причиной может быть лишь самая черная клевета, использованная против меня, – но прежде я была ему так дорога, как только могла желать моя душа. Локон, со столь равнодушной готовностью возвращенный мне, он молил подарить ему с таким жаром! Если бы ты могла видеть его взгляд, его лицо в ту минуту и слышать его голос!.. Неужели ты забыла последний наш с ним вечер в Бартоне? И утро нашего расставания? Когда он сказал мне, что, возможно, пройдут месяцы, прежде чем мы вновь увидимся… его отчаяние… Как я могу забыть его отчаяние!

Элинор, со мной обошлись безжалостно, но это не Уиллоби.

Милая Марианна, но кто же, если не он? Кто мог подвигнуть его на подобное?

Весь свет, но только не его собственное сердце! Я скорее поверю, что все, кто с нами знаком, сговорились погубить меня в его мнении, чем признаю его натуру способной на такую жестокость. Эта особа, о которой он пишет, – кто бы она ни была – и все, да все, кроме тебя, дорогая сестра, мамы и Эдварда, способны были жестоко меня оболгать. Кроме вас троих есть ли в мире человек, которого я не заподозрю раньше, чем Уиллоби, чье сердце знаю так хорошо?

Элинор не стала спорить и сказала только:

Но кто бы ни были эти презренные твои враги, не допусти, милая сестра, чтобы они злобно торжествовали победу, но покажи, как уверенность в своей незапятнанности и чистоте намерений твердо поддерживает твой дух. Гордость, противостоящая такой низкой злобе, благородна и похвальна.

Нет, нет! - вскричала Марианна. - Горе, подобное моему, лишено всякой гордости. Мне все равно, кто будет знать, как я несчастна. И пусть кто хочет торжествует над моим унижением. Элинор, Элинор, те, чьи страдания невелики, могут быть горды и непреклонны сколько им угодно, могут пренебрегать оскорблениями или отплачивать за них презрением, но у меня нет на это сил. Я должна мучиться, я должна лить слезы… и пусть радуются те, кто способен на подобное.

Но ради мамы и меня…

Для вас я сделала бы больше, чем для себя. Но казаться веселой, когда я так страдаю… Ах, кто может этого требовать!

Вновь они обе умолкли. Элинор задумчиво прохаживалась от камина к окну, от окна к камину, не замечая ни веющего от огня тепла, ни того, что происходило за стеклами, а Марианна, сидя в ногах кровати, прислонилась головой к столбику, опять взяла письмо Уиллоби, с содроганием перечла каждую его фразу, а затем воскликнула:

Нет, это слишком! Ах, Уиллоби, Уиллоби, неужели это писал ты! Жестоко… жестоко, и найти этому прощенья невозможно. Да, Элинор, невозможно. Что бы ему про меня ни наговорили, не должен ли он был отсрочить приговор? Не должен ли был сказать мне об этом, дать мне случай очиститься? «Локон, коим вы столь услужливо меня удостоили», – повторила она слова письма. - Нет, этого извинить нельзя. Уиллоби, где было твое сердце, когда ты писал эти слова? Такая грубая насмешка!.. Элинор, можно ли оправдать его?

Нет, Марианна, оправданий ему нет.

И тем не менее эта особа… как знать, на что она способна?.. И сколько времени тому назад все это было задумано и подстроено ею? Кто она такая?.. Кем она может быть?.. Хотя бы раз в наших разговорах он упомянул про какую-нибудь молодую красавицу среди своих знакомых. Ах, ни про одну, никогда! Он говорил со мной только обо мне.

Опять наступило молчание. Марианна приходила во все большее волнение и наконец не смогла его сдержать.

Элинор, я должна уехать домой. Я должна вернуться и утешить маму. Не можем ли мы отправиться завтра?

Завтра, Марианна?

Да. Для чего мне оставаться здесь? Я приехала только ради Уиллоби… А теперь зачем мне быть здесь? Ради кого?

Завтра уехать мы никак не можем. Мы обязаны миссис Дженнингс не только вежливостью, а ведь даже простая вежливость воспрещает столь спешный отъезд.

Ну хорошо, тогда послезавтра или еще через день. Но я не могу остаться здесь надолго. Остаться, чтобы терпеть расспросы и намеки всех этих людей? Мидлтоны, Палмеры – как я снесу их жалость? Жалость женщины вроде леди Мидлтон! Ах, что сказал бы на это он!

Элинор посоветовала ей снова прилечь. Она послушалась, но не нашла облегчения. Душевные и телесные страдания не оставляли ее ни на миг, она металась на постели, рыдая все более исступленно, и сестре было все труднее помешать ей встать, так что она уже со страхом подумала, не позвать ли на помощь; однако лавандовые капли, которые она в конце концов уговорила ее выпить, оказали некоторое действие, и до возвращения миссис Дженнингс Марианна лежала на одре своих мук тихо и неподвижно.

Элизабет Рудник «Красавица и Чудовище. Сила любви»

О чем:

Юная девушка Белль живет в маленькой французской деревушке. Однажды ее отец отправляется на ярмарку. В лесу на него нападают волки. Спасаясь от них, он попадает в замок, где обитает Чудовище. К Белль возвращается его конь. Девушка понимает, что отец попал в беду, и просит коня отвезти ее к нему. Оказавшись в замке, Белль предлагает остаться вместо отца. Чудовище соглашается, освобождая отца девушки.

Живя в замке, Белль постепенно влюбляется в Чудовище, которое, в свою очередь, тоже пускает девушку в свое сердце. Оба понимают, что созданы друг для друга.

Тем временем отец Белль возвращается в деревню и собирает людей, чтобы вызволить, как он думает, свою дочь из плена ужасного Чудовища.

Отрывок из книги:

Между тем Белль стояла в своей комнате и, пока мадам де Гардероб ее наряжала, ужасно нервничала. С тех пор как Чудовище попросило ее присоединиться к нему в бальном зале и разделить с ним «особый» вечер, девушке постоянно казалось, что у нее в животе порхают бабочки. И чем меньше оставалось времени до вечера, тем сильнее становилось это странное ощущение.

С тех пор как они вернулись из Парижа, Белль чувствовала, что их с Чудовищем отношения изменились. Хозяин замка находился рядом с ней, когда она была очень уязвима, и поддержал ее. Теперь они беседовали не только о книгах. Их прогулки в саду сделались длиннее, и Белль не хотелось, чтобы они заканчивались. Девушка обнаружила, что с нетерпением ждет ужина, и не столько из-за вкусной еды, сколько из-за компании. Если бы у Белль была подруга, девушка, вероятно, поведала бы ей, что, как ни странно, очень привязалась к Чудовищу.

И вот через несколько минут она отправится танцевать с ним в бальном зале. Девушка вздохнула. Как же до такого дошло?

Услышав ее вздох, мадам де Гардероб приняла его за выражение нетерпения и, в последний раз поправив складки на бальном платье, позволила девушке повернуться и посмотреть на себя в зеркало.

Фильм «Красавица и чудовище». Экранизация 2017 года

Фото: Кадр из фильма «Красавица и чудовище»

Белль ахнула. С самого первого дня своего пребывания в замке Белль испытывала некоторую неловкость, позволяя мадам де Гардероб себя одевать. Они несколько раз говорили о том, что Белль не нравится одежда, обильно украшенная оборками, и что девушка отдает предпочтение в первую очередь удобным нарядам, подол которых не волочится по полу, но у которых есть карманы – к великому сожалению Гардероб.

Однако постепенно мадам де Гардероб начала придумывать наряды, идеально подходившие Белль, а сегодня вечером она и вовсе превзошла саму себя. Белль сначала не узнала отразившуюся в зеркале девушку с большими карими глазами. Волосы ее были собраны на затылке, открыв скулы, чуть-чуть тронутые румянами. А уж платье… Такого великолепного платья Белль и вообразить не могла. Широкая, пышная юбка парила над полом, словно золотистый ореол. При малейшем движении платье переливалось, отражая свет. Гардероб двинула одним из своих ящиков, и с потолка вдруг посыпалось облако золотой пудры, которое опустилось на платье, сделав его еще прекраснее. К тому же двигаться в этом невесомом, как перышко, наряде было очень легко.

Довольная своей работой, мадам де Гардероб вытолкнула Белль за дверь.

Несколько секунд девушка стояла в коридоре, слушая, как часто-часто бьется сердце. «Это всего лишь один вечер, – подумала она. - Перестань колебаться и спустись наконец по этой лестнице».

Набрав в грудь побольше воздуха, Белль пошла по длинному коридору, ведущему к парадной лестнице. Добравшись до нее, девушка посмотрела на верхнюю площадку лестницы, ведущей в западное крыло. И с удивлением увидела, что там уже стоит Чудовище, одетое в свой лучший парадный сюртук, и, кажется, нервничает не меньше самой Белль. Их глаза встретились. Потом Чудовище склонило голову и протянуло лапу, безмолвно предлагая Белль к нему присоединиться. Девушка подошла и, не раздумывая, вложила свою руку в огромную ладонь.

Они вместе спустились по центральному маршу парадной лестницы. С каждым шагом тревога Белль исчезала. Ей нравилось вот так, рука об руку, идти рядом с Чудовищем. И когда хозяин замка хотел было вести ее в столовую, именно она потянула его танцевать.

Белль чувствовала неуверенность Чудовища, когда они вышли в центр бального зала, но потом вдруг зазвучала волшебная музыка, и неловкость испарилась. Отмытый до блеска зал сиял, освещенный сотнями свечей, все вокруг искрилось и переливалось, в том числе и золотистое платье Белль. Положив голову на плечо Чудовища, Белль закрыла глаза и наслаждалась танцем.

Она потеряла счет времени и не знала, сколько они так кружились. Ноги двигались будто бы сами собой, повторяя движения Чудовища. Казалось, Белль и Чудовище танцуют так уже много лет, и девушка снова поразилась тому, как легко и непринужденно чувствует она себя рядом с хозяином замка. Когда музыка наконец смолкла и в бальном зале повисла тишина, Белль почему-то стало ужасно грустно.

Словно почувствовав это, Чудовище не выпустило ее руку. Вместо этого оно повело девушку на террасу, полукругом охватывающую бальный зал. Какое-то время они не говорили ни слова, в дружеском молчании созерцая звездное небо. Было свежо – вокруг заколдованного замка всегда стояла зима, но не холодно. Белль казалось, что Чудовище до сих пор обнимает ее за талию и тепло бального зала волшебным образом согревает ее даже на улице.

Я не танцевал много лет, – сказало Чудовище, нарушив молчание. - Почти забыл, каково это. - Хозяин замка повернулся и посмотрел на Белль. В его взгляде сквозило тепло и что-то еще. Он нервно передернул плечами, словно не зная, что говорить дальше. Белль ждала, пытаясь молча его подбодрить. Наконец Чудовище заговорило снова. - Полагаю, это глупо – существу вроде меня надеяться однажды завоевать твою привязанность.

Белль колебалась. Это вовсе не глупо. По крайней мере, не казалось глупым несколько секунд назад.

Не знаю… - тихо сказала она.

В глазах Чудовища зажглась надежда.

Правда? - спросило оно. - Думаешь, ты могла бы быть счастлива здесь?

Перед мысленным взором Белль появился Морис, и девушка вздрогнула: на какое-то время она совсем о нем забыла.

Меня научил танцевать отец. В нашем доме всегда звучала музыка. - Это прозвучало так печально, что Белль слегка поморщилась: не хотелось портить такой чудесный вечер.

Ты, наверное, скучаешь по нему, – сказало Чудовище, от которого не укрылась ее грусть.

Белль кивнула:

При виде слез в глазах Белль Чудовище вздохнуло: ему было больно видеть страдания девушки, особенно если вспомнить о том, что он мог эти страдания облегчить.

Идем со мной, – сказало оно, беря Белль за руку.

Они покинули террасу, прошли через бальный зал. Когда Белль поинтересовалась, куда они идут, Чудовище не ответило и молчало до тех пор, пока они не пришли в его комнату. Там оно протянуло девушке маленькое зеркало со словами:

Покажи мне Мориса.

По поверхности зеркала прошла рябь, и через несколько мгновений отражение Белль исчезло. Теперь зеркало показывало старого мастера. Девушка в ужасе наблюдала, как ее отца волокут через городскую площадь. Лицо старика исказилось от страха, он звал на помощь.

Папа! - воскликнула Белль. - Что они с ним делают?

Вообще-то Чудовище надеялось порадовать Белль, дав ей возможность увидеть отца, однако, судя по ее реакции, все вышло наоборот. Хозяин замка заглянул через плечо Белль, и его глаза тоже округлились, когда он увидел, что происходит со стариком. Его охватило сострадание, а еще было очень больно видеть, как мучается Белль. Потом Чудовище поглядело на стеклянный колпак, под которым зависла в воздухе роза.

У него на глазах опал еще один лепесток.

Чудовище как наяву услышало слова миссис Поттс, потом снова вспомнило, как совсем недавно держало Белль за руку. Представило своих слуг, глядящих на него с надеждой. Снова посмотрело на Белль и увидело в ее глазах тоску. Хозяин замка понял, что настало время делать выбор. Но знал он и то, что выбора у него нет: он просто не может поступить иначе.

Ты должна пойти к нему, – сказал он, стараясь, чтобы голос не выдал его боли.

Белль поглядела на него.

Что ты сказал? - потрясенно спросила она.

Ты больше не пленница здесь, – продолжало Чудовище. - Нельзя терять время.

Белль посмотрела на него, и теперь уже ее глаза блестели от слез благодарности. Она так много хотела сказать, ей так много нужно было сказать… Но она не знала, как начать. Девушка протянула хозяину замка зеркало, но тот покачал головой.

Оставь его у себя, – сказал он. - Возможно, тебе захочется увидеть меня снова.

Спасибо, – прошептала Белль. А про себя добавила: «Спасибо за все».

А потом, боясь передумать, она повернулась и выбежала из комнаты.

Лиз Брасвелл «Красавица и Чудовище. Другая история Белль»

О чем:

Эта история чрезвычайно похожа на классическую историю Красавицы и Чудовища, вот только колдунья оказывается родной матерью Белль, которую много лет держали взаперти. А Чудовище не превращается обратно в человека. Вместе с Белль им еще только предстоит найти способ его расколдовать.

Отрывок из книги:

Чудовище положило огромные лапы на плечи Белль и крепко сжало.

– Спасите моих людей. Они ни в чем не виноваты, все эти годы они присматривали за замком и заботились обо мне. Они заслуживают свободу.

А потом Чудовище прижало Белль к груди так крепко, как только осмелилось. Девушка тихо всхлипнула, затем обмякла в его объятиях. Всё пошло не так, как хотелось бы, но сейчас она чувствовала себя в полной безопасности. Они что-нибудь придумают.

– Ох, - немного удивленно пробормотала Розалинда. - Будь по-твоему. Если ты действительно этого хочешь.

Несмотря на желание Чудовища расколдовать слуг как можно скорее, на дворе стояла темная, холодная ночь - не самое подходящее время для того, чтобы отправиться в дорогу, особенно для Розалинды. Поэтому Белль, ее родители и Чудовище решили вернуться в деревню вместе со всеми остальными и переночевать дома - правда, заснули лишь под утро. Слишком много любопытных посетителей желало нанести визит странному королю - получеловеку, получудовищу. Вдобавок к людям постепенно возвращалась память, и многие заходили спросить: правда ли, что в детстве они видели девушек с копытами вместо ступней и мальчиков с заостренными ушами.

В конце концов Морис выпроводил последнего гостя, закрыл дверь на засов, и маленькое семейство - а также их гость - заснуло беспробудным сном. Наконец-то семья Белль воссоединилась. Среди ночи девушка проснулась и заглянула в комнату родителей: Морис и Розалинда мирно спали, обнявшись, озаренные лунным светом.

Белль слышала, как сопит во сне Чудовище: оно улеглось спать на коврике перед камином, свернувшись клубком, как собака, но под голову ему подсунули подушку, а сверху накрыли старым одеялом. Перед тем как снова погрузиться в сон, Белль немного полежала с открытыми глазами, наслаждаясь теплом и уютом родного дома.

Когда взошло солнце и немного потеплело, все четверо отправились в замок.

Филиппа запрягли в сани, одолженные у кого-то из горожан. Розалинда сидела в санях, укутанная целым ворохом одеял, и всё равно ежилась и дрожала от слабости. Морис ехал вместе с женой, а Белль - верхом на бедном коне. Время от времени Чудовище подменяло уставшего коня и молча, без жалоб тащило сани.

Солнце стояло уже довольно высоко, когда они наконец добрались до замка. Снег вокруг него частично подтаял, а самые стойкие сугробы искрились и переливались на солнышке. Паутина тоже таяла на глазах, белесые нити растворялись и исчезали, словно их никогда и не было, со стен капало.

Ха. Неплохо, - сказала Розалинда, любуясь делом своих рук.

Мама, я вообще-то, жила здесь в заточении, - мягко заметила Белль. - Как и все эти несчастные люди.

Ее мать погрустнела, вспомнив, к чему привел ее необдуманный поступок.

В замке всё было так, как в тот вечер, когда Белль попала сюда впервые: холодно и темно. Вот только теперь девушка ожидала, что навстречу ей выбегут маленькие живые вещи, и их отсутствие сделало атмосферу еще более унылой и печальной. Войдя в кухню, Белль сразу же увидела печальный натюрморт на столе - канделябр, чайник и часы - и едва не ударилась в слезы.

В прошлый раз они были такими… живыми… - удивленно пробормотал Морис.

Розалинда явно сильно устала и замерзла с дороги и только-только начала согреваться, однако не стала ни возражать, ни жаловаться. С выражением мрачной решимости на лице волшебница запела.

Белль наблюдала за ней с удивлением. Розалинда оказалась сложным человеком… Не слишком добрая и сострадательная, она определенно была очень храброй и, раз приняв решение, которое считала правильным, всегда готова была идти до конца. Но ведь хорошие люди именно так и должны поступать. Да, Розалинда заблуждалась, делала ошибки и не всегда сдерживала свою силу.

«Это моя настоящая мама. Ну и что, что она не идеальна?»

В воздухе повеяло странным ароматом… Так пахнут свежая сосна и весна: не ломкие еловые иглы солнцестояния и Рождества, а мягкие, яркие зеленые веточки марта.

Стоявшие на столе часы потянулись, словно просыпаясь после долгой спячки, зевнули, а потом начали увеличиваться, становясь все больше и больше, пока не превратились в невысокого толстенького человека с усами. Пожалуй, он был немного бледен, но в остальном выглядел вполне живым и здоровым.

Боже мой! - сказал Когсворт, разглядывая свои пухлые руки и шевеля пальцами. - Я… снова стал самим собой! А как же проклятие?..

Он спрыгнул со стола, увидел Чудовище и Белль и сразу же сообразил, что что-то тут не так.

Это долгая история, – улыбнулась Белль. - Мы вам потом все расскажем.

Буду ждать с нетерпением, – ответил Когсворт, пожалуй, чуточку суховато. Идеальный мажордом: не позволил себе ни капли эмоций. Чудовище чуть улыбнулось.

Затем настала очередь Люмьера, превратившегося в довольно симпатичного, хотя и длинноносого малого. Едва обретя возможность двигаться, он немедленно отвесил поклон и расцеловал Белль в обе щеки.

Ma chérie… - воскликнул он, улыбаясь от уха до уха. - Не знаю, как вам это удалось, но я с самого начала верил, что вы сумеете снять проклятие! - Тут он заметил Чудовище…

И пожал плечами.

Ну что же, никто не совершенен.

Потом настала очередь миссис Потс, и домоправительница принялась подпрыгивать и кружиться по столу еще до того, как закончила превращаться в человека.

Честное слово! - восклицала она. - Где мой сын? Чип? Превратите Чипа!

Белль осторожно открыла стеклянные дверцы буфета, достала маленькую чашку и передала домоправительнице. Через несколько мгновений на руках у миссис Потс сидел извивающийся всем телом пятилетний карапуз, слишком большой, чтобы держать его на руках.

Чип! - вскричала домоправительница, прижимая сына к груди. Глядя на нее, Белль поняла, что миссис Потс гораздо моложе, чем ей всегда казалось: просто домоправительница всегда держалась так подчеркнуто вежливо и говорила так уверенно, что производила впечатление женщины в годах. - Мы снова стали людьми! О, Чарльз…

Чудовище и Белль обменялись улыбками. Если у него и оставались какие-то сомнения касательно своего решения, то теперь они окончательно исчезли.

Чудовище и Белль обменялись улыбками. Если у него и оставались какие-то сомнения касательно своего решения, то теперь они окончательно исчезли.

Магии Розалинды хватило на всех слуг. Последней расколдовалась несносная горничная-метелочка, превратившаяся в такую же несносную девицу. Если прежде Люмьер и питал к ней какой-то интерес, то теперь его чувства исчезли – после того как горничная ополчилась на чаровников.

Белль чувствовала себя счастливой, но от усталости не могла ничем заниматься – даже отдохнуть толком не получалось. Замок наполнился хлопками открываемого шампанского, радостным смехом и музыкой – уже лет сто тут не устраивали такого праздника. И все же девушке не хотелось участвовать в этом веселье. Это не ее праздник. Она просто угодила в неприятности, неосознанно все испортила, а потом по мере сил постаралась помочь, чтобы исправить то, что натворила. Она вернулась в свою прежнюю спальню и присела на кровать, гадая, что делать дальше.

Эй, дорогая, идем к нам!

В комнату заглянула женщина, прежде бывшая «гардеробом», которую на самом деле звали Анной. Она оказалась очень высокой, со смешливым, скуластым лицом – ей бы пошел образ Жанны д’Арк или средневековой принцессы-воительницы. Щеки Анны раскраснелись от вина, а в руке она держала золотой кубок.

Немного позже, – вежливо сказала Белль.

Лучше поторопись, а то ничего не останется, – пошутила Анна и, отсалютовав девушке кубком, нетвердой походкой удалилась.

Белль вздохнула и посмотрела в окно, на заснеженный пейзаж. В розарии на белом снегу темнело серое пятно. Всего несколько недель назад девушка подумала бы, что это какой-то несчастный бродяга, а теперь сразу же узнала свою мать. Розалинда сидела, сгорбившись, на земле, совсем одна и, кажется, о чем-то раздумывала.

Белль вскочила и побежала вниз, остановившись только, чтобы накинуть на плечи плащ и захватить еще один, для матери.

До весны было еще очень далеко, но яркое солнце уже намекало на приближение теплых деньков: повсюду звенела веселая капель, а в воздухе едва уловимо пахло дымом. Белль шагала осторожно, отметив мимоходом, что ее туфли потрескались и износились: давно пора их подлатать и поставить новые подметки. Если только принц не закажет для нее новые.

Что за странная мысль. Белль даже слегка вздрогнула.

«Короли, чудовища и волшебницы вместо матерей… а меня, похоже, волнует только одно: подарит ли мне парень новую пару туфель».

Она улыбнулась, но при виде матери улыбка сбежала с ее лица: Розалинда сидела на скамье с унылым видом, глядя прямо перед собой невидящим взглядом.

Словно уловив настроение дочери, женщина просветлела лицом.

Белль! Иди, посиди со мной, - оживленно предложила она, двигаясь. Похоже, состояние собственное одежды Розалинду не волновало. Белль осторожно присела рядом и накинула на плечи матери принесенный плащ. - Нам нужно столько всего сделать, чтобы наверстать упущенное! Я хочу все знать.

О чем ты сейчас думала? У тебя был очень грустный вид, - сказала Белль.

Ох. - Розалинда пожала плечами и поморщилась - похоже, движения причиняли ей боль. - Я размышляла о словах Фредерика… д’Арка… Что если он был прав по-своему? Может, чаровники действительно думают по-другому, действуют не так, как люди, не владеющие магией? Возможно, мы инстинктивно ведем себя не так, как принято в нормальном обществе?

Белль вздохнула.

А может, это ты, Розалинда, моя мать действуешь не так, как все остальные? Горожане, слуги, правители? Может, это лично ты ставишь себя выше закона и решаешь, что хорошо, а что нет? Ты сейчас занимаешься тем же, чем и д’Арк… судишь по своим поступкам обо всех людях. Это просто смешно. Не важно, гугенот ты, католик, иудей или цыган, коротышка или темнокожий, а может, кожа у тебя вообще синяя. Все люди разные. У каждого человека есть душа, и каждый человек сам распоряжается собственной судьбой.

Розалинда посмотрела на дочь с хитрой улыбкой.

Очень разумная и мудрая речь. Я смотрю, ты, как прежде, очень много читаешь.

В последние несколько дней не очень много, - улыбнулась Белль.

Деревенские по-прежнему держат тебя за чудачку?

Ага. - Белль вытянула ноги и посмотрела на свои туфли. - По крайней мере, так было до вчерашнего дня. Не знаю, что они думают обо мне теперь.

Я рада, что Леви согласился стать твоим крестным. Вы двое просто идеально спелись.

Жаль, что я только вчера узнала, что он мой крестный. Мне бы хотелось знать это раньше.

Желания, - вздохнула Розалинда. - Жаль, что я в свое время не сдерживала свой характер. Жаль, что я прокляла принца. Мне следовало пожалеть короля с королевой, а не думать, как бы побольнее их наказать. Меня переполняла сила, но мне не хватало мудрости. А теперь все наоборот… Сил совсем не осталось, а я только-только начинаю умнеть.

Белль не знала, что сказать. Они с матерью беседовали как… взрослые. Не как мать с ребенком, который хочет научиться готовить печенье, плачет из-за разбитой коленки или хочет, чтобы ему почитали книгу. Совсем не так она представляла себе воссоединение с мамой.

Где-то совсем рядом зашуршал гравий. Белль подняла голову, и глазам ее предстало, пожалуй, самое странное зрелище из всех, что ей случалось наблюдать за последний месяц: ее отец и Чудовище шли бок о бок, увлеченно о чем-то беседуя. Какое-то мгновение девушка смотрела на них, не в силах уложить в голове эту картину. Отец так серьезен… о чем, интересно, они говорят?

Здравствуйте, дамы, - сказал Морис, улыбаясь от уха до уха. - Мы увидели, как вы шли сюда… избегаете толпы?

Мне немного неуютно, когда много народу, - призналась Розалинда. - Отвыкла. Как поживают ваши подданные, король?

Злоупотребляют, - ответило Чудовище, еле заметно улыбаясь. У него что, появились морщинки вокруг глаз? У чудовищ такое бывает? - Они это заслужили.

Я тут размышляла про твою… ситуацию, - продолжала волшебница. Такое определение слегка покоробило Белль.

Самые сильные чары, заклятия и проклятия можно разрушить, если за дело возьмутся несколько волшебников. К примеру, на крестинах Белль нас было мало, поэтому сотворить сильные чары не удалось. Я абсолютно уверена, что проклятие можно разрушить, если найти несколько сильных магов.

Чудовище уныло поглядело на Розалинду.

Но ведь чаровников совсем не осталось, если не считать нескольких бедолаг, которых мы выпустили из сумасшедшего дома.

О, многие успели сбежать до того, как в королевстве начались все эти ужасы. Просто нужно их найти, - беспечно отмахнулась Розалинда.

А если мы их найдем, где их спрятать, чтобы они были в безопасности? Нужно же, чтобы они согласились отправиться с нами, - заметило Чудовище. - Случившееся здесь, происходило и в Новом Свете. Чаровников повсюду подстерегают опасности.

Есть одно безопасное место, - воскликнула Белль. Ей в голову пришла отличная идея.

Все посмотрели на нее.

Как вы не понимаете? Это и есть самое безопасное для них место в целом мире! - Девушка взмахнула руками, указывая на замок и долину. - Твое проклятие снято только частично. И замок, и все его обитатели преданы забвению, а значит, никто не помнит про это место. Можно отыскать всех оставшихся чаровников и перевезти их сюда. Дать им новый дом. Тогда и… тебя расколдуют.

Хм-м-м, - задумчиво протянула Розалинда. - Неплохо. Идея немного странная, учитывая, что в этом королевстве нас всех чуть не поубивали… но звучит заманчиво. Да, мне нравится. Отправляйся в путь, разыщи всех, кого сможешь, и верни их домой. Честно говоря, это меньшее, что ты можешь сделать, после того, что натворили твои родители.

Морис многозначительно посмотрел на Розалинду и чуть сдвинул брови, но та лишь пожала плечами.

Чудовище моргнуло.

Отправиться на поиски? Мне?

Да. Почему бы и нет? - Белль широко улыбнулась, угадав его мысли. - Тебе придется отправиться в мир, за которым ты так долго наблюдал в волшебном зеркале.

Вместе с тобой, - быстро ответило Чудовище. - Я все смогу, если ты будешь рядом.

Белль широко улыбнулась и уже хотела ответить…

…а потом увидела, что Морис и Розалинда смотрят на нее и ждут, что она ответит.

Белль вновь обрела семью. Теперь у нее есть мать - самая интересная, необычная мать на свете, - с которой она только что познакомилась. Нужно столько у нее спросить, о многом поговорить.

Но это ее шанс отправиться навстречу приключениям, о которых она так мечтала. Возможность увидеть дикие острова Греции, дремучие леса, даже Париж и Рим… Они могли бы путешествовать по миру в поисках чаровников-отшельников, а найдя их, возвращали бы их домой. Подумать только, сколько всего они могли бы повидать!

Это нечестно.

Поезжай, Белль, - решительно сказала она. - На твоем месте я не колебалась бы ни секунды. Ты всегда можешь вернуться сюда, и я всегда буду ждать тебя здесь. И мы сможем вдоволь наговориться. Всем нужно время от времени путешествовать, и всем нужен дом, куда можно вернуться из странствий. Отправляйся на встречу приключениям, посмотри на мир, а потом возвращайся домой - ведь здесь тебя любят.

Морис посмотрел на дочь с легкой грустью.

Я так обрадовался, что обе мои девочки снова вместе... но у нас столько дел, что время пролетит незаметно - мы и глазом моргнуть не успеем, как ты вернешься домой.

Каких дел? - переспросила Белль.

Ну как же, в деревне сейчас будет масса забот, - ответил ее отец с горестной улыбкой. - Люди обрели давно потерянных родственников, оказавшихся чаровниками… а также тех несчастных, которые и впрямь… не в себе. Многие провели в той страшной тюрьме столько лет… Думаю, ближайшие несколько месяцев будут непростыми, и горожанам может понадобиться помощь парочки… чудаков.

И есть еще твой замок, - подхватила Розалинда, указывая на окно, с подоконника которого свисала, точно флаг, пара женских чулок. - Когда эта суматоха немного успокоится, твоим людям придется решать, как жить дальше. Уверена, часть из них захочет остаться… но некоторым уже не захочется быть слугами… Ведь снаружи есть целый мир, а сам ты уедешь.

Чудовище задумчиво посмотрело на нее.

Я мог бы назначить Люмьера и Когсворта своими заместителями…

Отлично придумано, - поддержала его Белль, уже представляя, чем это закончится: окончательное слово всегда будет за миссис Потс.

Чудовище посмотрело на нее.

Ты поедешь со мной, Белль? Поможешь мне? У нас может не получиться… Я могу навсегда остаться чудовищем.

Нет, - улыбнулась Белль и погладила его по носу. - Ты всегда будешь моим принцем.

Ну, ты, конечно, не идеальный зять - я хочу сказать, из-за твоих родителей, а не из-за внешности, - быстро сказала Розалинда. - Но ты определенно намного лучше этого увальня Гастона… Что он за человек, кстати? Один из освобожденных пациентов сумасшедшего дома?

Белль чуть не подавилась смехом.

Нет, и предложение мне он делал не впервые.

Думаю, - предложил Морис, обнимая счастливую пару за плечи, - нам стоит напоследок побыть вместе этим вечером, перед тем как вы отправитесь в путь… только мы вчетвером. Нужно столько всего рассказать перед расставанием.

И у большей части этих историй, - заметила Белль, - почти счастливый конец.

Элизабет Рудник «Малефисента. История истинной любви»

О чем:

Малефисента – фея. Но в юности она влюбилась в человека, который ее предал, отрезав ей крылья. Юноша позже стал королем. А Малефисента стала королевой фей. Ее сердцем владели ненависть и жажда мщения. И вот, чтобы отомстить предавшему ее человеку, она проклинает его дочь, обрекая ее на смерть от укола веретеном. Но все бы ничего, но Малефисента начинает питать теплые чувства к принцессе, которой еще совсем недавно желала смерти. Она понимает, что настоящее чудовище – это король, жестокий и коварный. А бедная девушка ни в чем не виновата.

Отрывок из книги:

Закружилась водоворотом магическая энергия, задрожали занавеси на окнах, в Большой зал ворвался ветер, а прямо на глазах Стефана и его солдат Диаваль начал превращаться. Его крылья вытянулись, черное оперение сменилось темной чешуей, и вскоре появившаяся вместо ворона фигура протянулась почти по всей длине зала. Клюв Диаваля превратился в полную острых зубов пасть, шея вытянулась до самого потолка. Две птичьи лапы превратились в длинные, мощные, покрытые чешуей ноги. На конце каждой из них появились и впились в каменный пол гигантские, острые, как бритва, когти. Диаваль запрокинул назад голову и оглушительно заревел. Перед охваченными ужасом солдатами стояло существо, которого они никогда раньше не видели, которое даже на этих волшебных землях считалось мифическим. Диаваль превратился в дракона.

Малефисента подняла голову, наблюдая за тем, как пятится назад потрясенный Стефан. Если бы не эта невыносимая боль, Малефисента наверняка улыбнулась бы, глядя на охваченного страхом короля. Затем, слегка повернув голову, она увидела, что Аврора поднимается на ноги и бросается прочь. Как успела заметить Малефисента, девушка исчезла на длинной лестнице, которая вела в башню замка. Теперь Малефисента позволила себе улыбнуться, потому что независимо от того, что произойдет дальше, независимо от того, какую еще боль причинит Малефисенте Стефан или Диаваль Стефану, Аврора уже не увидит этого. Она будет спасена от этого ужаса. А после того, через что пришлось пройти этой девушке, пережить на один ужас меньше было для нее бесценным подарком.

Аврора убежала, а Диаваль продолжал крушить все в Большом зале. Одним взмахом хвоста он опрокинул часть солдат наземь, а на оставшихся с ревом выпустил из пасти струю пламени. Когда он поднял голову, два больших рога, которые венчали ее, врезались в одну из больших люстр, и та раскололась на тысячу кусочков. Хрустальная крошка дождем посыпалась на устоявших на ногах солдат, заставив их взвыть от боли.

Малефисента оставалась лежать под железной сетью, свернувшись беспомощным клубком, с каждым мгновением теряя остатки сил. Ее посох лежал слишком далеко, чтобы она могла до него дотянуться. Без него Малефисента чувствовала себя еще беспомощнее. Сейчас она могла только лежать и слушать рев Диаваля, не в состоянии что-то сделать, а солдаты тем временем бежали мимо нее прочь, пытаясь спастись от огнедышащего дракона. Она могла только лежать и думать: «Это все по моей вине».

Минуты тянулись как часы, и Малефисенте уже начало казаться, что ей никогда не удастся вырваться из своей железной темницы. Затем, сквозь слепящую боль, она услышала звук приближающихся шагов. В отличие от торопливых, испуганных солдатских шагов, эти шаги звучали уверенно и твердо. Малефисента подняла глаза, уже догадавшись о том, кто это.

Стефан приближался, не сводя глаз с придавленной железной сетью Малефисенты. Этот взгляд пронзал ее насквозь, в нем не осталось и следа от тех чувств, которые Стефан когда-то испытывал к ней. Малефисента впервые по-настоящему увидела, каким жалким стал этот человек. Он изменился не только внешне - из гибкого юноши превратился в грузного старика, гладкое лицо покрылось сетью глубоких морщин, - но и внутренне. Стал холодным, жестоким - достаточно было вспомнить, как он задушил короля Генриха, а ей самой отрезал крылья. Раньше Малефисента ненавидела его за это - теперь, пожалуй, ей было просто его жаль. В нем ничего не осталось от мальчика, в которого она влюбилась когда-то на вересковых топях. Ни намека на жизнерадостную веселость, так свойственную ему в те дни, когда они беззаботно болтали возле торфяных болот или шли, гуляя, по лесу. Стоявший перед ней мужчина был жестким, холодным, бессердечным. Годы, потраченные им на возведение железных стен вокруг замка, обернулись тем, что на самом деле он окружил железной стеной свое сердце. Глядя в его глаза, Малефисента чувствовала жалость. Жалость и страх. Невозможно было предугадать, что он собирается делать. Малефисента предприняла отчаянное усилие, чтобы дотянуться до своего посоха, но он по-прежнему лежал слишком далеко.

Заметив ее движение, Стефан злобно усмехнулся.

До сих пор жалею, что не убил тебя той ночью, - резко сказал он.

Эти слова глубоко ранили Малефисенту, вся жалость, которую она начала испытывать к Стефану, немедленно улетучилась. На Малефисенту вновь нахлынули воспоминания о той давней ночи, когда этот человек разбил ей сердце, похитив ее крылья. Да, наверное, напрасно он не убил ее тогда. Та ночь положила начало целой цепи ужасных событий. В некотором смысле она сделала Малефисенту почти таким же бессердечным чудовищем, как он сам, и так было до тех пор, пока она не встретила Аврору, и все начало меняться. Но в этом она никогда ему не признается. Уж не теперь, это точно. Вместо этого Малефисента собрала остатки сил и сказала:

Ты всегда был слабым.

Лицо Стефана покраснело, его ладонь крепко сжала рукоять меча. Малефисента поняла, что зашла слишком далеко. Но какое это сейчас имеет значение? Шансы на спасение у нее, скажем прямо, невелики. Словно в подтверждение этого, Стефан занес над головой Малефисенты тяжелый меч и с громким воплем опустил его вниз.

Малефисента закрыла глаза, ожидая удара.

Но удара не последовало.

Вместо этого раздался рев, затем глухой стук. Открыв глаза, Малефисента увидела, что Стефан лежит на полу в нескольких шагах от нее, а над ней стоит дракон Диаваль. Она улыбнулась ему, а дракон наклонил свою длинную шею и, осторожно сжав железную сеть своими острыми зубами, потянул ее. Малефисента наконец оказалась на свободе.

Вызволившись, Малефисента первым делом схватила посох и вскочила на ноги. По ее рукам и ногам струилась кровь, голова кружилась, и она крепко оперлась на посох. Несколько раз глубоко вдохнув, ожидая, пока прояснится в голове, она выпрямилась и огляделась - вокруг нее царил хаос. Солдаты разбегались во всех направлениях от стоящего посреди зала гигантского чудовища. Диаваль уже перебил почти все люстры в Большом зале, опалил дочерна своим огненным дыханием его стены. Огромные когти оставили глубокие царапины в каменном полу, а мощный хвост успел свалить несколько больших колонн, украшавших парадный вход в зал. Оглядевшись вокруг, Малефисента увидела, что Стефан с трудом поднялся на ноги и решительно двинулся ей навстречу. Но далеко король не ушел. Диаваль загородил ему дорогу, издал оглушительный рев и возобновил свою битву со Стефаном и его солдатами.

Воспользовавшись этим, Малефисента незаметно проскочила к лестнице. Ей нужно было найти Аврору… немедленно.

Поднявшись до верхней ступеньки, Малефисента обернулась. Посмотрела на то, как сражается Диаваль, стараясь удерживать противника на расстоянии. Но в зал вбегали все новые и новые солдаты. Они были во всеоружии, а Диаваль еще толком не привык быть в теле дракона. Малефисента заметила ужас в его глазах, когда ударом хвоста он смел наземь еще нескольких человек. Потом Диаваль повернулся к дальней стене зала, с разбега ринулся на нее и проломил, сбивая на землю подвешенные с противоположной стороны стены железные листы. В проломе Малефисента увидела одну из многочисленных башен замка, оказавшуюся неподалеку. На ее стенах не было опоры для ног, так что взобраться на нее солдаты не могли. А вот когти Диаваля прорезали камень с легкостью. Увидев шанс на спасение, Диаваль начал карабкаться вверх по стене башни и вскоре пропал из виду.

Только теперь, увидев, что Диаваль с Авророй благополучно приземлились, сердце Малефисенты снова забилось, а ее легкие жадно вдохнули воздух. Какое счастье!

Малефисента повернулась, лихорадочно шаря взглядом по сторонам. Куда могла убежать Аврора? Справа открывался длинный проход, такой же проход был и слева. А впереди слегка покачивалась на петлях огромная дверь. Вот оно! Проскользнув за дверь, Малефисента обнаружила перед собой еще одну лестницу. Она круто завивалась спиралью вверх, все выше и выше, и вела на вершину той самой башни, на которую карабкался в эту минуту Диаваль. Малефисента начала быстро взбираться по ступенькам, ее сердце колотилось от страха - она не знала, что обнаружит наверху. Аврора не была знакома с замком, не понимала, что означает вид бегущих в панике солдат или жестоких рассерженных мужчин. Всю жизнь она была защищена от подобных вещей, а теперь оказалась брошенной в самое горнило испытаний, став свидетельницей худших проявлений человеческой природы. Мысль о том, что Аврора мечется где-то по замку - испуганная и одинокая - причиняла Малефисенте боль. Она ускорила шаги и наконец достигла комнаты на вершине башни. Та была пуста. В дальней ее стене виднелась дверь, ведущая к длинному мосту, соединявшему эту башню с соседней. А на середине моста стояла Аврора. Облегченно вздохнув, Малефисента бросилась вперед.

Но ее облегчение оказалось недолгим.

За спиной Малефисенты послышался свист, а затем ее тело пронзила знакомая боль. Оглянувшись, Малефисента увидела Стефана. В руках он держал длинный железный хлыст, а взгляд у короля был совершенно безумным. Стефан шагал вперед, нанося перед собой удары хлыстом. Малефисента не дрогнула и подняла вверх посох. Она не позволит ему победить себя. Не сейчас. Не тогда, когда Аврора так близко. Прищурившись, Малефисента решительно шагнула вперед и взмахнула посохом.

Звук ударившего по железу дерева разлетелся над мостом. Стефан продолжал наносить удары хлыстом - Малефисента отражала их посохом. Стефан и Малефисента перемещались то вперед, то назад, их движения напоминали жуткую пародию на танцующую романтический вальс пару. В пылу схватки Стефан и Малефисента переходили от одного моста к другому, но никто из них не оборачивался - оба были полны решимости победить. Малефисента забыла, что Аврора совсем рядом. Забыла, что пришла спасти ее. Сейчас она думала только о том, чтобы победить Стефана, покончить с ним раз и навсегда. Заставить его заплатить за боль, которую он причинил ей и ее дочери. Слепящая ярость вытеснила все мысли из головы Малефисенты, заставляя ее вновь и вновь наносить удары посохом.

Они были настолько поглощены схваткой, что даже не заметили, как трясется земля у них под ногами. Не увидели, что Диаваль продолжает карабкаться по стене башни, стараясь достичь ее крыши и посыпая землю внизу обломками камней и осколками железа. И точно так же они не заметили, что на маленьком мостике прямо под ними стоит Аврора. Мостик трясся. Куски башни то и дело разбивались об него, грозя проломить. Авроре оставалось лишь беспомощно наблюдать за происходящим.

И вдруг мостик обрушился.

Малефисента услышала душераздирающий крик, и ее ярость мгновенно испарилась, уступив место страху. Обернувшись, она увидела падающую Аврору. Девушка хватала воздух руками, словно пытаясь замедлить падение. Бесполезно! Земля стремительно приближалась. Малефисента стала бешено оглядываться по сторонам, ища хоть какую-то возможность спасти свою любимую Аврору. Но не было ничего, что могло бы помочь. Магия, которой она владела, была недостаточно сильной для этого, не было у Малефисенты и крыльев, чтобы полететь. Затем она увидела Диаваля, и в ней проснулась надежда. Аврора была дорога Диавалю не меньше, чем Малефисенте. Он не даст ей погибнуть.

Взобравшись на крышу башни, Диаваль не сводил с Авроры глаз. Увидев, как она падает, он взмахнул своими могучими крыльями, сорвался с крыши и бросился вслед за принцессой.

У Малефисенты остановилось сердце, пока она следила за огромным черным телом Диаваля, камнем летевшим вниз за маленькой фигуркой Авроры. Диаваль падал все быстрее и быстрее. Затем вытянул вперед свои лапы, обхватил ими Аврору и прижал к себе девушку за мгновение до того, как они оба рухнули на землю.

Только теперь, увидев, что Диаваль с Авророй благополучно приземлились, сердце Малефисенты снова забилось, а ее легкие жадно вдохнули воздух. Какое счастье! Если бы Диаваль опоздал хотя бы на секунду…

Малефисента вскрикнула, когда железная цепь хлыста обмоталась вокруг ее руки. Не готовая к боли, она выпустила посох и теперь беспомощно наблюдала за тем, как он летит с моста вниз.

Увидев, что защищаться Малефисенте больше нечем, Стефан злобно рассмеялся и принялся щелкать хлыстом. Прикрыв руками лицо, Малефисента искала возможность бежать. Сделав несколько шагов назад, она ахнула, когда вместо твердой поверхности ощутила под ногой воздух. Оглянувшись, она обнаружила, что стоит на краешке моста. Отступать дальше было некуда.

Повернувшись, Малефисента встретилась взглядом со Стефаном. «Вот пришел конец», - печально подумала она, глядя на кривую ухмылку короля. Годы ненависти и сражений. Возведенные стены - железная и терновая. Ничтожные сооружения. Не им было суждено добить Малефисенту или Стефана. Конец одному из них положит падение с высоты. Падение в небытие. Малефисента вздохнула, готовясь принять неминуемую смерть. Смотрела, как все шире становится ухмылка на лице Стефана - он тоже предвкушал неизбежное.

А потом его улыбку словно ветром сдуло.

За своей спиной Малефисента услышала свист, затем почувствовала то, чего не ощущала уже много-много лет, - покой и цельность. Чувство почти такое же сильное, как ее любовь к Авроре. Улыбаясь, Малефисента медленно обернулась назад.

Там в воздухе парили ее крылья. Они были такими же сильными и красивыми, как в тот день, когда Стефан забрал их у нее, и Малефисента негромко вскрикнула. «Как такое может быть?!» - подумала она. Неужели все это время крылья оставались здесь, в замке? Но если они находились здесь, то кто их выпустил на свободу? Посмотрев вниз, Малефисента увидела Аврору и неожиданно все поняла. Аврора каким-то образом отыскала потерянную часть Малефисенты. Широко улыбнувшись, Малефисента повернулась спиной к своим крыльям и раскинула руки.

Башня содрогнулась как от удара молнии, и Малефисента исчезла во вспышке магического света. Когда он рассеялся, Малефисента и ее крылья вновь были единым целым. Фея поднялась высоко в воздух и стала парить, наслаждаясь давно забытым ощущением. Она никогда и не думала, что этот день может настать. Теперь у нее было почти все, чего она могла желать в этом мире.

Хотя Малефисенте больше всего хотелось подняться высоко в небо и забыть обо всех оставшихся внизу проблемах, ныряя и паря в воздухе, вновь чувствуя себя свободной, оставалось еще одно дело, которое необходимо довести до конца. Резко спланировав вниз, она ударила Стефана своим сильным крылом. Король отшатнулся и закачался, пытаясь устоять на ногах. Подлетев ближе, Малефисента прижала Стефана к стене башни. Наклонилась вперед так, что ее лицо оказалось почти вплотную к лицу Стефана.

Ты не убьешь меня, - Стефан безуспешно пытался казаться уверенным в себе. - Я ее отец.

Какое-то время Малефисента молча смотрела на короля, борясь с собой. Еще никого и никогда Малефисенте не хотелось убить так сильно, как Стефана. Она знала, что он заслуживает этого. Но до того как Стефан предал ее, Малефисента никогда не думала о мести, никогда не хотела причинить вред кому или чему-нибудь. Все это изменил Стефан в тот день, когда разбил ее сердце. Но если Малефисента убьет его сейчас, не будет ли это означать, что она позволила ему забрать все лучшее, что в ней есть? Не получится ли так, что она позволит ему победить? Аврора многое сможет ей простить, но простит ли убийство ее отца?

Вздохнув, Малефисента оттолкнула Стефана прочь, спустилась на землю и отступила на шаг назад. Она ждала, не разбудит ли этот милосердный поступок сердце человека, которого она когда-то любила. Но вместо этого он сказал:

Хочу, чтобы ты знала: я никогда тебя не любил.

Ах, Стефан, - с горьким смешком ответила Малефисента. - Ты никогда не умел лгать.

О чем:

Загадочный красавчик Леандер Фицмор переходит в самую обычную лондонскую школу и тут же оказывается в центре внимания. «Звездный клуб» из трех первых красавиц класса из кожи вон лезут, чтобы понравиться ему или провести с ним время. Он обладатель потрясающей внешности, атлетичной фигуры, галантный, вежливый, добрый, обходительный. Список его достоинств можно перечислять бесконечно. Одним словом, мальчик с картинки, идеал, о котором втайне мечтает каждая девушка. И уж точно такие парни не выбирают в подружки несуразных, невзрачных девушек, страдающих от постоянных насмешек одноклассников. Только если от его выбора будет зависеть жизнь всего эльфийского народа.

Вопреки всем стереотипам этот херувим как раз обращает свое внимание на Фелисити Морган. Девушку с весьма заурядной внешностью. Она носит брекеты, абсолютно не умеет одеваться и следить за собой, да еще регулярно опаздывает на уроки, потому что по ночам помогает маме в пабе. Чем такая может привлечь парня с обложки глянцевого журнала?

Все просто. Это та самая девушка – Избранная, указанная пророчеством, и от нее зависит будущее всех эльфов. Леандер понимает, что ему придется несладко, но ничего не поделаешь, пророчество есть пророчество.

Отрывок из книги:

Я с ума сходил от любопытства. Изнывал просто. Подумать только: от этой девочки зависит будущее. Будущее целой нации. А мне выпала честь девчонку эту охранять. Я вам больше скажу: мое собственное будущее теперь было связано с ней крепко-накрепко: мне предстояло на ней жениться! Правда, надо было для начала с ней познакомиться, вот почему я и поступил в лондонский Хортон-Колледж, что в Вестминстере.

Вообще-то все эти школы одинаковы. Все, как у всех. Подростки, у которых, как любят о них говорить, впереди поиски себя и выбор жизненного пути, громко спорили о спорте, о вечеринках, толковали со знанием дела о смазливых девчонках. Девицы же по большей части хихикали, сбивались в кучки по интересам, заботились в основном о своей внешности, болтали о шмотках и, разумеется, перемывали косточки подругам и шушукались про мальчиков.

Едва я, новенький, вошел в школьный коридор, все так и уставились на меня. Ну и ладно, я привык. Девочки меня уже обожали, это я и по глазам видел, и по тому, как они нервно одергивали платья, приглаживали волосы и облизывали губы.

Да и директор, миссис Хейли-Вуд, вела себя не лучше. У женщин нет иммунитета против мужской красоты, и возраст тут роли не играет. Нет, и все! Эх, знала бы она, сколько на самом деле лет мне…

Директор лично провела меня по школе, показывая, что где находится, и представила моим новым одноклассникам. И голос ее при этом, я уверен, звучал выше и резче обычного. Она болтала без умолку, сыпала банальными замечаниями и хихикала, как подросток.

Вот некоторые из ваших новых одноклассников, мистер Фитцмор.

Ага, ну-ну, интересно, поглядим. Три кукольного вида барышни, одетые, правда, стильно, красивые, в общем, картинки, а не девочки, и один юноша моих лет. Ну не моих, конечно, я же только прикинулся подростком.

Особенно хороша была брюнетка слева, бесстыже красивая! Чувственныйвзгляд, выразительный макияж, плиссированная юбочка, идеально подобранные украшения. Она метнула на меня кокетливый взгляд из-под густых длинных ресниц.

Мистер Фитцмор, разрешите вам представить, – пропела директриса, останавливаясь перед этой четверкой, – Синтия, Джек, Ава и Фелисити. А это, мои дорогие, Леандер Фитцмор, новый ученик. Я надеюсь, вы о нем позаботитесь.

Миссис Хейли-Вуд пожала мне руку и откланялась. И я о ней тут же забыл. Итак, вот оно, началось! Ну и повезло же мне: вот моя судьба, эта прекрасная брюнетка, стоит прямо передо мной и мило улыбается. Это ее я искал. Это от нее зависит наше будущее. Это на ней я женюсь! Дух захватывает, чудо как хороша!

А я-то беспокоился! Зря боялся, все будет проще, чем я опасался. Я одарил ее своим фирменным взглядом, и она, как и следовало ожидать, тут же растаяла.

Леандер, какое необычное имя, – заявила белокурая Синтия.

Зовите меня, пожалуйста, просто Ли. Меня все друзья так зовут.

Я покорно последовал за ней. Когда принято целоваться в первый раз? Еще рано? Ладно, подождем.

Я посмотрел в глаза Фелисити, на мгновение задержал свой взгляд, она вспыхнула и стала еще чудесней. Хм, пожалуй, это даже черсчур просто. А ведь мне могло так и не свезти. Фелисити могла оказаться, например, во-о-он той несуразной толстухой с растрепанными волосами, в какой-то невозможной футболке. На спине – необъятный рюкзак с учебниками. Господи, да она еще и чихает! Вот очередной чих заставил ее споткнуться, и она грохнулась на ровном месте, упав прямо на свой рюкзак. О, у нее еще и брекеты на зубах! Нелепость во плоти, да и только.

Я не смог удержаться от пренебрежительной ухмылки, глядя на это несчастное существо, на этот «синий чулок» новейших времен. Скорее всего, она станет феминисткой и будет бороться за права женщин или училкой. А может, засядет за кассу в супермаркете. На том ее история и кончится.

Мне на плечо легла теплая ладонь. Фелисити улыбнулась по-женски расчетливо, взмахивая ресницами. Такая знает, чем привлечь мужчину. Она не только красива, она смела и решительна. Не удивительно – ведь это она предсказанная, это о ней наше древнее пророчество.

Пойдем, покажу тебе наш класс.

Я покорно последовал за ней. Когда принято целоваться в первый раз? Еще рано? Ладно, подождем. Поцелуй – это венец дела, поцелуем мы скрепим, как печатью, наш союз, и тогда она – моя. Навсегда.

У тебя сейчас ведь тоже литература? - она подошла ко мне вплотную.

Я кивнул.

Хортон-Колледж располагался в старинном почтенном здании викторианской эпохи. Лестницы, коридоры, переходы, галереи и ниши. Темные ниши.

В одну такую темную нишу Фелисити меня и втолкнула.

Это что, кабинет литературы? - это я так пошутил.

Барышня таинственно улыбнулась, прижалась ко мне и поцеловала в губы. Вот так, совсем просто: один взгляд – и она уже вся моя. Только что-то тут не так! Где искра? Где огонь? Где пожар? Где скрипки, фанфары и конфетти? Поцелуй как поцелуй, обычный, банальный, совсем не судьбоносный!

Послышались чьи-то тяжелые шаги, неясный шорох – и я открыл глаза. Наша нелепая одноклассница в своей чудовищной футболке застукала нас в нише и уронила на пол тетрадь.

Извините, – забормотала она.

Фелисити мгновенно очнулась и злобно набросилась на нее:

Исчезни, Сити! - рявкнула она, – шпионишь, что ли?

Невзрачная выпрямила спину, вскинула голову и сверкнула глазами:

С какой стати! Зачем мне это? Чтобы лишний раз поучиться у тебя, как выглядеть дурой?

Этому тебе учиться не надо, ты итак отлично справляешься! - яростно воскликнула Фелисити, и я, честно признаться, готов был с ней согласиться.

Отвали, Сити. Ли – не для тебя. Не твой масштаб.

К счастью, и правда не мой, зато тебе в самый раз. Ты сегодня побила собственный рекорд: целуешься через две минуты после знакомства. Поздравляю! - она нагнулась, подняла с пола тетрадь и протянула ее Фелисити. - Держи, это твоя, мисс Эйл нас перепутала – и толстуха бросила на меня презрительный взгляд.

Не волнуйся, Сити, зато Ли нас не перепутает, – Фелисити взяла свою тетрадь.

Надеюсь, – высокомерно заявила Сити, – я вообще обхожусь без секонд-хенда.

Это она про меня, что ли? Я взглянул на тетрадку. И мне показалось, что меня огрели бейсбольной битой. «Фелисити Страттон», – прочел я на обложке.

Страттон? - еле выговорил я, не узнав своего голоса, – твоя фамилия Страттон?

Чернокудрая Фелисити влюбленно поглядела на меня и закивала, зачарованная поцелуем. Этим, будь он неладен, магическим поцелуем!

Да. Пока Страттон. Но кто знает, может, скоро у меня будет новая фамилия? Фитцмор, например.

У нее за спиной послышалось восклицание Сити, которая делала вид, что ее сейчас стошнит. Она наклонилась вперед, и под ее уродливой футболкой явно проступил ничего себе бюст. Секундочку… Сити? Сити, Сити … Это ведь не настоящее ее имя.

Мне стало дурно. Я собрал в кулак всю свою волю, мне нужна была правда.

Так тебя зовут Сити?

Она взглянула на меня с тем же презрением с каким я до сих пор смотрел на нее.

Да. Но для друзей я Фелисити. Фелисити Морган, – и она вскинула голову.

Вот это я промахнулся! Жестоко промахнулся: я влюбил в себя не ту, не предсказанную, не избранную! А избранная и предназначенная мне в жены стояла теперь прямо передо мной и ничем не походила на женщину моей мечты.

МАЛЕФИСЕНТА.
Возможно, все считают Малефисенту ужасной злодейкой. Но она не всегда была такой.
Малефисента необычная фея. После того, как по вине людей погибли ее родители, маленькую Малефисенту воспитывал волшебный народец и она искренне верила, что в каждом живом существе должно быть что-то хорошее, даже в людях. Веселую и энергичную Малефисенту любили все, кто ее знал. И так было до той поры, пока юную фею не предал друг, которому она всецело доверяла.
Разгневанная и охваченная жаждой мести, Малефисента искала в этом мире свой путь, который бы наполнил ее жизнь смыслом. Но пока она училась управлять своими магическими способностями, враги не сидели сложа руки. Так кто же на самом деле воплощение зла в этой волшебной истории?
****
В этой фантастической книге, рассказывается о детстве наверное самой знаменитой и загадочной волшебнице Малефисенты. Мы погружаемся в то время,когда она еще была лишь маленькой и доброй феей. Малефисенту воспитывали не только в любви,но и в гармонии, прекрасная девочка росла буквально воплощением добра. Но, как не печально бы это прозвучало, однажды Малефисенту предал близкий друг, хотя все мы знаем Стефан был не просто другом, он был любимым Малефисенты,тем которому она всецело доверяла,но как показывает нам книга,человеку мало одной лишь любви,ему подавай власти и денег. Увы,но с тех пор Малефисента разочаровалась в людях, она ушла из своего дома дабы найти смысл жизни, но ничего не вышло и доброе сердце Малефисенты очерствело и из милой и доброй девушки, она превратилась в злобную фею, которая поклялась отомстить возлюбленному за его предательство. Когда у короля и королевы рождается на свет прекрасная дочка, Малефисента находит достаточно хороший способ чтобы отомстить, она накладывает страшное проклятье на Аврору...

«- Я люблю, когда меня умоляют. В самом деле. Попробуй еще раз.»

****
Иногда, когда мне надоедают детективы и мне хочется чего-то хорошего и светлого, я читаю вот такие вот добрые и милые сказки. Книгу я прочитала на одном дыхании. Написано все достаточно просто и понятно. Произведение оставляет приятное впечатление, содержит в себе очень много мудрых мыслей. Я провела несколько приятных часов, погрузившись в волшебную атмосферу книги. Сказка написана очень легко, читать было одно удовольствие. Это довольно-таки интересная интерпретация давно известной всем нам сказки. Так же хочется отметить то, что эту книгу будет приятно читать не только детям,но и взрослым. В этом произведении достаточно много ярких описаний, волшебных животных и растений. А что может впечатлить так это то, что в этой сказки не делается упор на любовь с первого взгляда это меня удивило, но мне всё сильно понравилось. Атмосфера и замысел на 10 из 10. Книга была написана по фильму, но это ничуть не пугает, повторюсь в который раз мне всё понравилось ни смотря на то,что многие говорят, что фильм круче, я наверное отнесусь к тем людям,что предпочитают фильмам книги. Любимцами стали Малефисента и разумеется красавчик Диаваль. РЕКОМЕНДУЮ К ПРОЧТЕНИЮ!!
На время гнев Малефисенты отступил, она медленно опустила посох, чувствуя себя опустошенной и сломленной. Как глупо было думать, что неприятности с людьми закончились. История имеет свойство повторяться.

Возможно, все считают Малефисенту ужасной злодейкой. Но она не всегда была такой.

Малефисента необычная фея. После того, как по вине людей погибли ее родители, маленькую Малефисенту воспитывал волшебный народец и она искренне верила, что в каждом живом существе должно быть что-то хорошее, даже в людях. Веселую и энергичную Малефисенту любили все, кто ее знал. И так было до той поры, пока юную фею не предал друг, которому она всецело доверяла.

Разгневанная и охваченная жаждой мести, Малефисента искала в этом мире свой путь, который бы наполнил ее жизнь смыслом. Но пока она училась управлять своими магическими способностями, враги не сидели сложа руки. Так кто же на самом деле воплощение зла в этой волшебной истории?

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Малефисента. История истинной любви" Элизабет Рудник бесплатно и без регистрации в формате epub, fb2, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Элизабет Рудник
МАЛЕФИСЕНТА
ИСТОРИЯ ИСТИННОЙ ЛЮБВИ

Посвящается Линде Вулвертон

Это история феи Малефисенты. История, которую вы не знаете. Имейте в виду, это не одна из тех сказок, которые начинаются с проклятия и заканчиваются битвой с драконом. Нет. Это рассказ о том, что произошло на самом деле. И хотя в этой истории встречаются и проклятие, и дракон, в ней есть нечто гораздо большее. Потому что это повесть о несчастной любви, обретенной дружбе и о силе единственного поцелуя…

ПРОЛОГ
ШОТЛАНДСКОЕ НАГОРЬЕ

Лучи предзакатного солнца просачивались сквозь густую траву, золотя зеленые травинки. По небу медленно плыли облака, похожие на неторопливо бродивших под ними по лугу белых пушистых овечек. За своей отарой наблюдали сидевший неподалеку возле каменной стены пастух и его четырехлетний сын. У их ног примостились две колли – закрыв глаза, они устроили себе короткую передышку, отдыхая от своих собачьих обязанностей.

Сегодня маленький мальчик впервые вышел на пастбище со своим отцом. Этого дня он ждал целую вечность – в то время как старшие братья пасли овец все дальше и дальше от дома, его всегда оставляли одного. Но сегодня пришел его черед. Он всю дорогу бежал позади отца, стараясь не распугать овец, которых они гнали к одному из самых дальних лугов. Подражая своему отцу, мальчик принялся покрикивать на овец, чтобы заставить их двигаться дальше.

От новых впечатлений, беготни и выкриков у мальчика разыгрался аппетит. Быстро проглотив ужин, он с наслаждением принялся за большой кусок сладкого пирога, роняя крошки на колени. Заметив, что отец положил свой кусок на землю, мальчик с удивлением спросил:

– Ты что, не хочешь сладкого пирога, папа?

– Я оставляю его здесь для волшебного народца, – ответил пастух, и его обветренное лицо стало серьезным.

Отказаться от сладкого пирога? Мальчик и представить себе не мог ничего подобного.

– Зачем? – спросил он.

Пастух улыбнулся.

– Чтобы поблагодарить их за то, что они делают траву выше и гуще и помогают распускаться цветам. Чтобы показать, что мы не собираемся причинить им зло.

Но такого ответа любознательному мальчику было недостаточно. У него оставалось еще много вопросов.

– А почему они это делают? И какой вред мы можем им причинить? – спросил он своим тоненьким, полным недоумения голоском.

Прежде чем что-либо ответить, пастух потертым ботинком разровнял землю перед собой. Подошвы его ботинок были коричневыми от луговой почвы, а носки их совсем облупились. Времена настали тяжелые – король Генрих с каждым годом требовал все больше и больше зерна и овец. Теперь фермерам приходилось крепко цепляться за землю и беречь старые ботинки, надеясь на лучшее.

– Они часть природы. Они заботятся о растениях, о животных, даже о самом воздухе. – Пастух подхватил пригоршню рыхлой почвы и медленно насыпал ее вокруг угощения. – Но не все люди их ценят. Некоторые нападают на их землю, желая извлечь выгоду из всех природных богатств. Ах, сколько бессмысленных войн было между ними и людьми! И не важно, сколько раз и те и другие стремились заключить мир, – все равно мы, кажется, постоянно находимся на пороге новой войны.

С этими словами пастух печально посмотрел вдаль.

Мальчик ничего не понимал. Его отец нес какую-то несусветную чушь. А ведь когда он сам говорит глупости, мать дает ему подзатыльник и посылает в сарай чистить стойла!

Дать подзатыльник собственному отцу мальчик, разумеется, не мог и потому лишь спросил:

– Зачем ты так насыпал землю?

– В знак уважения, – спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, ответил отец. – Чтобы показать феям, что они могут без опаски полакомиться этим пирогом, и чтобы они не думали, будто мы собираемся их отравить. Знаешь, если их рассердить, они могут сильно разозлиться.

Пастух поднялся, свистнул собак и двинулся к дому.

Оставшийся позади него мальчик сел на калитку загона для овец, его мысли неслись вскачь. Раньше он никогда не слышал о злых феях. Испуганно оглянувшись, он осмотрелся. Не уверенный в том, что за ним не наблюдают эти самые злые феи, он спрыгнул вниз, негромко вскрикнув, и припустил вслед за отцом. Только поравнявшись с ним и почувствовав себя в безопасности, мальчик облегченно вздохнул и начал оглядываться по сторонам – ему ужасно хотелось увидеть хотя бы одну фею.

Спускаясь по склону холма и гоня овец к дому, который отсюда казался маленьким пятнышком, мальчик взглянул на небо, затем вновь перевел взгляд вниз, на землю.

Заметив что-то зеленое на цветке, он остановился и окликнул отца.

– Скажи, это фея? – с надеждой спросил он.

– Нет, – ответил пастух, покачав головой. – Это просто кузнечик.

– А это? – спросил мальчик, указывая на другой цветок.

Мальчик немедленно пощупал свои уши и округлил глаза:

– Папа, мне кажется, я один их них!

Едва удержавшись, чтобы не прыснуть со смеху, пастух остановился и повернулся к сыну.

Сынишка успокоился и улыбнулся. Ему, конечно, очень хотелось увидеть фей, но совершенно не хотелось оказаться одним из них.

Подняв руку, пастух указал пальцем на землю, окружавшую их семейное пастбище.

– Если бы ты был феей, – сказал он, – ты жил бы там. На этих вересковых пустошах они и обитают. Именно из-за них весь этот сыр-бор.

Мальчик посмотрел в ту сторону, куда указывал отец, и округлил глаза. До сих пор он еще никогда не видел вересковых топей, они были слишком далеко от их фермы. Правда, он слышал от своих братьев истории об отбившихся от стада овцах, которые никогда оттуда не возвращались. Даже сейчас, в теплом сиянии вечернего солнца, топи были погружены в туман, скрывавший все – и всех, кто находился внутри. Вересковые топи простирались в обе стороны, по краю их окружали высокие, узловатые деревья, они тянулись своими ветками к небу и заслоняли раскинувшуюся за ними землю. У основания стволов в пятнах солнечного света виднелись высокие камыши – они наклонялись вперед, словно с любопытством рассматривая принадлежащую людям землю. Мальчик поежился.

Вновь обратив свое внимание на овец, пастух продолжал спускаться с холма. Оставшийся у него за спиной мальчик задержался, не сводя глаз с вересковых топей. Отсюда он мог рассмотреть разложенную на земле пищу, тотемы и талисманы, развешанные на ветках деревьев, окружавших землю фей. Прищурив глаза, он пытался разглядеть что-нибудь в накрывшем пустоши мареве, но не сумел это сделать и, сгорая от любопытства, медленно направился к утонувшей в тумане низине.

В один миг он оказался на краю топей. Туман вокруг слегка рассеялся, и теперь мальчику стали видны камни и мелкие кусты, покрывавшие землю. Опустившись на колени, он вытащил из кармана недоеденный кусок пирога и осторожно положил его на камень. Нетерпеливо схватив горсть земли, насыпал ее вокруг. Затем отступил на шаг назад и принялся ждать.

Ничего не произошло.

Мальчик подвинул пирог ближе к центру камня.

Опять ничего.

Разочарованный в своих ожиданиях, мальчик повернулся, собираясь уйти. Солнце уже садилось, и ему пора было возвращаться вместе с отцом домой.

Неожиданно мальчик услышал за своей спиной легкий дрожащий звук и остановился. Медленно повернувшись, он широко раскрыл глаза, заметив поднявшуюся над краем камня пару маленьких, как у насекомого, усиков.

Мальчик поспешно спрятался за ближайшим камнем, судорожно глотая воздух и слыша, как колотится его сердечко. Усики пошевелились, словно принюхиваясь. Еще секунда – и показалась пара крошечных голубых крылышек, а затем на камень взобралась ярко-синяя фея. Ее кожа радужно переливалась, словно капелька росы, за спиной трепетали прозрачные крылышки. Еще никогда мальчик не видел такого красивого, прелестного существа.

Не подозревая о том, что за ней наблюдают, крошечная фея приблизилась к сладкому пирогу.

Сидя за валуном, мальчик вдруг почувствовал, что у него защекотало в носу. Потер его, пытаясь предотвратить неизбежное, но, увы, безуспешно. И он чихнул.

Резко обернувшись, фея встретилась взглядом с глазами мальчика. На мгновение они оба застыли, с благоговейным страхом глядя друг на друга. Но вдруг раздался громкий лай – это одна из колли вспомнила о своих обязанностях.

И прежде чем мальчик успел сказать хоть слово, фея улетела прочь, оставив пирог нетронутым.

Мальчик вздохнул, поднялся на ноги и пошел прочь от пустоши. Его голова готова была лопнуть от переполнявших ее мыслей и вопросов. Кто эта фея? Молодая она или старая? Добрая или злая? Много ли фей таких же, как она? А самое главное – куда она отправилась?

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Похожая на голубую росинку фея стремглав летела прочь от мальчика и его страшного лохматого чудища. Пока она все дальше и дальше улетала в глубь покрытых вереском топей, солнце все ниже склонялось к горизонту, окрашивая все вокруг своими лучами в яркие розовые, пурпурные и синие тона. Небо темнело, а звуки природы становились громче. Слышалось гуканье сов, карканье ворон и гудение перелетавших с цветка на цветок жуков. За спиной феи уходили вдаль деревья, охранявшие границу мира, в котором жил волшебный народец, но впереди уже показались новые, еще более старые и большие. Стволы этих деревьев были разными по цвету, от темно-коричневого до светло-серого, и поднимались высоко в небо, а их кроны, словно крыша, накрывали собой раскинувшиеся под ними вересковые топи. В кронах перекликались птицы, а с ветки на ветку, ничуть не страшась высоты, перепрыгивали белки.

Фея продолжала мчаться вперед. Она миновала большой пруд, в котором плескался кто-то из волшебного народа – высоко в воздух взлетали сверкающие брызги. Свернув в сторону, фея-росинка пролетела над холмом и отправилась дальше, вдоль небольшой лощины. Затем она повернула направо, к большому расщепленному надвое дереву, и оказалась над заросшим яркими красными цветами лугом, который протянулся в длину на расстояние почти в десять древесных стволов. За лугом находился еще один пруд, довольно мрачный по сравнению с первым. На одном его берегу темнела пещера, служившая домом для семьи маджонов. Фея отвернулась, чтобы не встретиться с маджонами взглядом. Эти маленькие существа с большими ушами и вечно наморщенными лбами – казалось, их все время что-то беспокоит – были милыми, но слишком уж безалаберно, по мнению феи, вели свое домашнее хозяйство. Фея-росинка все быстрее и быстрее махала своими крылышками.

Наконец она оказалась в красивой рощице. Это был Холм феи. Расположенный в самом центре топей, Холм был особенным местом для всех, кто здесь жил. Холм феи буквально пульсировал от переполнявшей его магической энергии, которую он получал от обитавших на нем существ и растений. Округлый по форме, Холм состоял из больших торфяных болот и нескольких маленьких ручейков, а центральную его часть занимало возвышавшееся надо всем огромное дерево. Опустившись на маленький камешек на краю болота, фея-росинка огляделась по сторонам и улыбнулась, радуясь тому, что вернулась домой и снова видит вокруг себя знакомые лица.

Слышалось ворчание уоллербога, погружавшего свое неуклюжее тело в мутную воду, чтобы присоединиться к своим собратьям. У всех уоллербогов по краям головы расположены отвислые длинные уши с острыми кончиками и толстые усики-антенны с розовой бахромой. Уоллербоги сидят рядком и роняют в болото свои слюни, образуя такой важный для жизни болот ил.

Дальше от края болота суетились пурпурные, похожие на рыбок существа с огромными глазами и большими ртами. Они цедили грязную воду пропуская ее сквозь свои напоминающие сети плавники, и вода вновь становилась чистой и свежей. Неподалеку от них была видна группа мисти-каменщиков – серых безволосых мистических существ, очень похожих на камни, над которыми они трудились, расставляя их так, чтобы расчистить путь потоку чистой воды. Куда ни взгляни, обитавшие в рощице существа дружно работали, помогая природе сохранять равновесие и гармонию.

А в самом центре Холма возвышалось Рябиновое дерево. От огромного, величавого ствола тянулись вверх толстые длинные ветви, а у его подножия расползался лабиринт вьющихся, покрытых мхом корней. Ветки были усеяны блестящими листьями – когда лунный свет падал на них под определенным углом, листья загорались зеленым светом, освещая всю рощицу. Возле могучего ствола сидела прекрасная, ростом с человека, фея и качала на руке ребенка. Черные, цвета воронова крыла, волосы феи блестели в лунном свете, а своими широкими крыльями она, словно одеялом, укрывала себя и своего ребенка. Напевая колыбельную, фея подняла свободную руку вверх, и на нависших над ее головой ветвях неожиданно раскрылись ночные цветы. Затем она заставила листья и цветки танцевать, покачиваясь в такт ее песенке, а маленькая дочка феи затихла, засыпая.

– Гермия, – раздался ласковый голос за спиной матери, и тут же рядом с ней появился высокий красивый мужчина. Это был ее муж, Лисандр. Он тоже был из волшебного народа. Его зеленые глаза ярко горели, словно звезды в раскинувшемся над ними ночном небе.

– Т-с-с, – нежно предупредила мужа Гермия. – Она спит.

– А, вот где она, – Лисандр улыбнулся, наслаждаясь видом своей маленькой спящей красавицы. Затем он наклонился, чтобы поцеловать дочку в лоб, и обнял жену.

– Как все прошло? – спросила Гермия, когда муж уселся рядом с ней, прислонившись спиной к стволу Рябинового дерева.

Лисандр вздохнул и ответил, нахмурив брови:

– Никак. Люди не явились. Я ждал их на границе до самого заката, а потом вернулся назад.

Гермия огорчилась. Потерян еще один день в их попытках сохранить мир. Хотя волшебный народец в большинстве своем не верил людям, помня об их бесконечных нападениях, Лисандр и Гермия считали, что нельзя судить обо всех по действиям лишь некоторых. Они верили в то, что мир между двумя народами возможен. На протяжении многих лет они пытались завязать дружеские отношения с местными фермерами и пастухами. Это были люди, которые действительно дорожили природой. Собственно говоря, семена, из которых выросло ставшее их домом Рябиновое дерево, были подарком от одной фермерской семьи, решившей таким образом отблагодарить фей за то, что те помогли им сохранить урожай во время засухи. С помощью нескольких магических заклинаний эти семена удалось превратить в роскошное обиталище, в шедевр природы, который глубоко чтили все без исключения окрестные жители.

Однако установившееся хрупкое согласие между волшебным народом и людьми готово было вот-вот переломиться, словно прутик. Часовые, похожие на пятиметровые деревья существа, охранявшие границу, предупредили о том, что у края топей собираются вооруженные люди, и эта новость сильно встревожила всех обитателей Холма. Они считали это верным признаком того, что люди вновь готовы вторгнуться в их владения, чтобы осушить болота и приспособить топи для своих нужд. Разразится новая война. Надеясь положить конец бесконечной эпохе насилия и жестокости, Лисандр решил отправиться на границу, чтобы начать мирные переговоры.

– Что думает об этом Бальтазар? – спросила Гермия, имея в виду одного из древоподобных охранников границы.

– Он очень озабочен. В течение недели люди в одно и то же время приходили к большому водопаду. Очень странно, что они внезапно прекратили свои визиты.

Гермия ничего не ответила.

Они молчали, прекрасно зная, о чем сейчас думает каждый из них. Наивно надеялись на то, что люди просто хотят исследовать топи или, если у них действительно дурные намерения, их можно убедить отказаться от них. Страшно оттого, что они упустили возможность изменить ход истории и сделать безопасным мир, в котором предстоит расти их дочери. Напряжение в воздухе росло с каждой минутой.

– Завтра, – сказал Лисандр, прерывая затянувшееся молчание. – Я вернусь туда завтра.

В ветвях шумел легкий ветерок. Гермия положила голову на плечо Лисандру, он прижался к ней щекой. Так, несмотря на давившую их сердце тяжесть, они вслед за дочерью тихо уснули под шелест листьев Рябинового дерева.

Вначале они услышали птичий щебет. Затем крики.

– Война! Началась война! – кричал мисти-каменщик.

– Люди напали! – пронзительно вопил водяной.

Гермия и Лисандр вскочили, инстинктивно развернув свои крылья. Ночь еще не кончилась, небо было черным и беззвездным. Вокруг по усыпанной листьями земле, по бурлящим протокам и в воздухе сновали феи и животные. Гермия посмотрела на драгоценный сверток в своих руках. Удивительно, но даже этот шум не разбудил Малефисенту.

Мимо них второпях пролетали три взъерошенные пикси.

– Что случилось? – спросила Гермия, загораживая им дорогу.

– Здесь люди! На границе! Целая армия людей! – истерично крикнула одна из пикси по имени Нотграсс.

– С оружием! – сказала пикси в голубом, по имени Флиттл.

– Может быть, еще есть время, – ответил Лисандр на молчаливый вопрос жены. – Если мы сможем договориться с ними…

– Да, – поспешно согласилась Гермия. – Нам необходимо как можно скорее попасть на границу.

Она крепче прижала к себе спящую дочь, и они полетели вниз, к покрытой пышной зеленью лужайке, что раскинулась прямо под Рябиновым деревом. Осматривая заросший мхом берег болота, они принялись звать своих друзей:

– Аделла! Зяблик! Душистый Горошек!

– Робин! – воскликнула Гермия, увидев маленького бойкого эльфа, спешившего им навстречу. Робин много лет был другом их семьи. По-детски непосредственный и неугомонный, он всегда сыпал шуточками, готовый включиться в игру, был лучиком света, таким необходимым в мрачные времена, слишком часто, увы, настававшие на вересковых топях. Но сейчас выражение его лица было мрачным. Таким серьезным Робина еще никогда не видели.

– Вот где ваша троица! А мы уже вас обыскались, – сказал Робин, приблизившись к ним. – Вон та нора – хорошее укрытие для тех, кто не может сражаться. Пойдемте туда, прошу вас.

И он двинулся было в том направлении, откуда прилетел.

– Нет, – остановила его Гермия. – Послушай, мы хотим, чтобы ты взял с собой в укрытие Малефисенту, но сами туда не пойдем.

– Мы отправляемся к людям, – пояснил Лисандр.

Робин внимательно посмотрел на них и кивнул. Он знал об их давних попытках установить мир и о том, как это важно для них. Спорить с ними было бы пустой тратой времени.

– Хорошо, – ответил Робин. – Но дойдите со мной до укрытия. Не думаю, что смогу сам удержать Малефисенту.

Феи молча плечом к плечу летели сквозь царивший вокруг шум и хаос. Заговорили они только после того, как родители поцеловали Малефисенту, осторожно разместив ее внутри уютной норы, где девочку немедленно окружили заботливые разноцветные существа.

– Благодарю тебя, – на прощание сказал Лисандр Робину. – Мы постараемся вернуться как можно скорее.

Затем Лисандр и Гермия вспорхнули в черное ночное небо и направились навстречу доносившимся со стороны границы громким крикам и вспышкам огней. Вскоре они стали похожи на стремительно летящих по небу маленьких птиц.

Когда его друзья скрылись из виду, Робин обернулся, чтобы взглянуть на спящего ребенка. Губы Малефисенты приоткрылись, ее животик вздымался в такт сонному дыханию. Она не знала, что ее родители только что улетели навстречу опасности, чтобы попробовать в очередной раз спасти пустошь.

– Спи, радость моя, – прошептал Робин. – Мы позаботимся о тебе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Ночь казалась бесконечной, как все наполненные неожиданными переживаниями ночи. Спрятавшиеся в укрытии феи не думали, что смогут уснуть из-за доносящихся снаружи ужасных звуков. Не надеялись они и на то, что когда-нибудь снова взойдет солнце и наступит следующее утро. Но сон все же сморил их, и солнце встало, отмечая начало новой зари… и новой эпохи. С восходом солнца запели птицы, а по всем топям началось лихорадочное движение.

– Война закончена! – кричали неподалеку мисти-ежи.

– Война закончена! – вторили им пролетавшие по небу феи-росинки.

При первых криках Робин проснулся и оглянулся по сторонам. В темной норе он был один. Случись это в любой другой день, он бы весело рассмеялся, подумав, что кто-то решил поиграть с ним в прятки. Но сейчас он запаниковал.

– Малефисента! Опоссумы разодетые, где же она… где все… Малефисента!

– Все в порядке, – раздался похожий на звон колокольчиков голос его подруги по имени Душистый Горошек.

Робин повернулся вправо и увидел малышку Малефисенту – та лежала в большом гнезде на берегу неглубокого ручья. Четыре деловитые речные феи – Крисит, Локстоун, Вала и Пипси – мыли мягкие темные волосы девочки, осторожно поливая ее головку прозрачной, сверкающей на солнце водой. Малефисента ворочалась в своем гнездышке, тянула к ним ручки, а тем временем Душистый Горошек и Финч украшали ложе цветами и листьями.

– Все утро приходят новости, – объявила Душистый Горошек. – Битва окончена. Топи снова в безопасности.

– Мы готовим Малефисенту к встрече с Гермией и Лисандром, когда они вернутся. Уверена, они будут с минуты на минуту, – добавила Финч, откидываясь назад, чтобы полюбоваться делом своих рук. Затем она вновь наклонилась вперед, чтобы поправить листик, который, по ее мнению, оказался не на месте.

Робин улыбнулся, потом громко рассмеялся.

– Кашляющие уоллербоги! Они сделали это! – Он подлетел к Малефисенте и пощекотал ей щечки. Малышка захихикала и захлопала в ладошки от удовольствия.

Спустя несколько часов после того, как фея-фруктовница Аделла накормила Малефисенту ягодами, а Робин с полсотни раз сыграл с ней в «ку-ку, кто здесь?», Малефисента принялась тихо плакать. Робин подумал, что, наверное, девочка уловила растущее во взрослых чувство тревоги и сама догадалась, что что-то не так. Опасения Робина подтвердились, когда он увидел гиганта-охранника, который медленно направлялся в их сторону.

Огромные охранники-деревья очень редко появлялись в этой части топей – можно сказать, никогда. Они гораздо уютнее чувствовали себя на краю топей и очень серьезно относились к своим обязанностям – стеречь границу. Для того чтобы охранник пришел сюда, должно было случиться нечто крайне важное, особенно если учесть, что только-только закончилась битва. Часовой приближался, волоча по земле свою огромную тень, тяжело звучали шаги, и на этот звук со всех окрестных мест начал собираться волшебный народец.

– Что привело тебя сюда, Берчалин? – спросил Робин часового, когда тот вплотную подошел к ним. – Скоро ли нам ждать возвращения Лисандра и Гермии?

Часовой вздохнул и ответил, переминаясь с корня на корень:

– Боюсь, я принес плохие вести. Я сам вызвался сообщить их, но теперь мне трудно говорить.

Некоторые феи взлетели повыше и окружили дерево-часового, чтобы лучше его расслышать. Им не терпелось узнать новости, и в то же время их заранее пугало то, что они могут услышать.

– Я думала, что мы выиграли войну, – прошептала Финч.

– Мы действительно смогли защитить наш дом и на этот раз, – негромко начал Берчалин. – Но, боюсь, победа досталась нам дорогой ценой. Минувшей ночью были убиты Лисандр и Гермия.

Собравшиеся феи ахнули, а Малефисента начала громко плакать в своем лежащем на земле гнездышке. Остальные смотрели на нее потрясенные, охваченные жалостью к маленькой сироте.

Первым из оцепенения вышел Робин. Он опустился на землю рядом с Малефисентой, притронулся своей маленькой рукой к ее плечику. Один за другим к ним присоединялись другие волшебные существа. Душистый Горошек и Финч встали у ног малышки, речные феи – возле ее головы, уоллербоги вылезли из своего озера и уселись по бокам гнездышка.

Затем они подняли Малефисенту в воздух и понесли через лес, а Берчалин и остальные печальной толпой двинулись следом. В конце концов все они собрались в месте, куда, как всем было известно, и должны были прийти, хотя никто не произнес его названия вслух. Рябиновое дерево. Малефисенту осторожно опустили в развилку могучих стволов. Солнечные лучи, пробившись сквозь листву, окружили голову девочки ярким ореолом. Как только Малефисента оказалась на дереве, она перестала плакать.

Волшебный народец встал вокруг, прикрывая собой маленькую фею. Первым заговорил Робин. Он повторил то, что уже сказал всего несколько часов назад:

– Мы позаботимся о тебе.

– О, у тебя крылышки, как у мамы, – могла сказать Душистый Горошек во время утренней прогулки по воздуху, когда Малефисента неловко пыталась ковылять рядом с ней, путаясь в своих больших непослушных крыльях. Но услышав, что ее огромные черные крылья похожи на мамины, Малефисента тут же краснела от гордости.

– У твоего папы были такие же блестящие глаза, – могла заметить Финч, когда они гуляли по лесу. И Малефисента спешила посмотреть на свое отражение в зеркале пруда, вглядываясь в свои действительно яркие глаза. Но больше всего Малефисента любила проводить время в компании своего лучшего друга, Робина. Иногда они играли в игры, которые сами придумывали: отгадывали животных, которых изображали, или состязались, кто сегодня состроит самую чудную гримасу. Зачастую Робин учил Малефисенту разыгрывать других волшебных существ. Они могли хохотать до упаду, глядя на недоумевающее лицо мисти-каменщика, обнаружившего свои камни переставленными нашими проказниками на другое место. Или потешаться, слушая, как бранятся друг с другом пикси, не зная, что собранные ягоды съели Робин с Малефисентой, а не одна из них.

А еще они любили просто посидеть в Рябиновом дереве. Робин знал родителей Малефисенты лучше, чем кто-либо, и постоянно рассказывал ей о них. Это были разные истории – порой глупые, порой нежные, но они всегда вызывали улыбку на лице Малефисенты.

– А тут я как выпрыгну из болота, как спугну с Лисандра живых светлячков, представляешь? – громко хохотал Робин, вспоминая былое, и Малефисента вторила ему.

– Ох, Робин, ну ты даешь! И это в тот самый момент, когда он пытался произвести впечатление на мою маму! – смеялась она.

– Он все-таки сумел произвести на нее впечатление, когда подпрыгнул вверх метра на четыре, словно перепуганный олух.

Отсмеявшись, Малефисента задала вопрос, которого Робин очень боялся.

– Робин… ты видел человека вблизи?

– Нет, девочка, – нахмурившись, ответил он, – не видел. И не хочу, если честно. От этих людей одни неприятности.

Малефисента выпрямилась и еще настойчивее продолжила расспрашивать:

– Но ты говорил, что мои родители верили, будто есть и хорошие люди. И что когда-нибудь мы сможем наладить с ними добрые отношения.

– Говорил, – согласился Робин. – Но ты знаешь, во что обошлась им эта их вера, – он говорил негромко, но твердо. Иногда он забывал, насколько юной и наивной была Малефисента. – Люди пытаются украсть наши сокровища, ограбить нашу землю. И у каждого есть оружие из железа – да-да, из вещества, которое сжигает наше племя.

– Но, Робин, ведь люди тоже часть природы, – не унималась Малефисента. Чувствовалось, что она много раздумывала над всем этим. – Я знаю, что есть ужасные люди. Чудовища. Однако и феи встречаются злые, и животные тоже, но добрых все равно больше. Так и люди не могут быть плохими все без исключения.

Какое-то время Робин молчал. Он не мог дать Малефисенте тот ответ, которого она ждала. После той ужасной ночи он возненавидел всех людей за то, что они тогда у него отняли.

– Нет, любовь моя, – сказал он наконец, похлопывая Малефисенту по ладошке. – Все люди злые.

И с этими словами поднялся в воздух и улетел прочь от Рябинового дерева, не в силах продолжать разговор.

Малефисента вздохнула и снова прислонилась спиной к стволу. Может быть, Робин и не верил в хороших людей, зато она верила. А еще она знала, что родители гордились бы ею за это.