Образование тройственного согласия. Россия и балканские кризисы
Еще в октябре 1904 г. Германия, пользуясь неудачами России в войне с Японией, предприняла попытку оторвать ее от союза с Францией, но переговоры, длившиеся до декабря того же года, не дали результатов. Вторая попытка со стороны Германии была предпринята на завершающем этапе Русско-японской войны. В июле 1905 г. германский император Вильгельм II нанес визит Николаю II, отдыхавшему на о. Бьёрке в финских шхерах (близ Выборга). Здесь ему удалось уговорить Николая II подписать договор о взаимной военной помощи в случае нападения на Россию или Германию другой европейской державы. При этом Вильгельм II намекал, что здесь имелась в виду Англия, а не Франция, которая, возможно, примкнет к этому договору. Однако по своему смыслу договор был направлен против Франции, что лишало Россию ее основного союзника и кредитора. Договор должен был вступить в силу по окончании Русско-японской войны. Он носил характер личного соглашения двух монархов без ведома их министров иностранных дел. С. Ю. Витте, прибывший из Портсмута после подписания мира с Японией, и министр иностранных дел В. Н. Ламздорф убедили царя дезавуировать договор: формально не отказываясь от него, внести в него ряд таких поправок и условий, который сводили бы его па нет. В ноябре 1905 г. Вильгельму II было сообщено, что обязательства России в отношении Германии не распространяются на случай войны Германии с Францией. Это было дипломатическим отказом, и договор не вступил в силу, что укрепило отношения России с Францией. В начале апреля 1906 г. Франция предоставила России новый заем в размере 2250 млн франков (850 млн руб.).
Вместе с тем Россия не желала обострять отношения с Германией. В июле 1907 г. состоялось свидание Вильгельма II с Николаем II в Свинемюнде. Между ними был заключен договор о сохранении статус-кво на Балтийском море. К этому договору присоединились Швеция и Дания.
Боснийский кризис 1908-1909 годов
Германия и ее союзница по военному блоку Австро-Венгрия стремились превратить Балканы и Турцию в сферу своего экономического, политического и военного влияния, что затрагивало интересы стран Антанты в этом регионе и углубляло их противоречия с австро-германским блоком. Взрывоопасный характер приняли события, развернувшиеся в 1908-1909 гг. на Балканах и получившие название "боснийского кризиса".
Босния и Герцеговина, населенные сербами и хорватами, по решению Берлинского конгресса 1878 г. были оккупированы на неопределенный срок войсками Австро-Венгрии, но продолжали считаться турецкими владениями. Австро-Венгрия рассматривала эти провинции, имевшие важное стратегическое значение, как плацдарм для усиления своего влияния на Балканах и давно вынашивала планы окончательной их аннексии.
В 1908 г. началась революция в Турции. Абсолютистский режим султана Абдул Хамила был свергнут, к власти пришли военные, принадлежавшие к буржуазно-националистической организации "Единство и прогресс" (именуемые в Европе "младотурками"), которые ввели в стране конституцию. Революция в Турции вызвала новый подъем национально-освободительной борьбы народов Балкан, но младотурецкое правительство жестоко подавило начавшееся движение.
Младотурецкая революция рассматривалась Австро-Венгрией как удобный предлог для осуществления окончательного присоединения Боснии и Герцеговины. В связи с этим намерением Австро-Венгрии министр иностранных дел России А. П. Извольский счел возможным договориться с венским кабинетом о компенсациях для России взамен признания ею оккупации Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией. Он уже знал, что вопрос об оккупации этих территорий окончательно решен венским кабинетом, и в данном случае пришлось бы либо ограничиться бесплодным протестом российской стороны, либо прибегнуть к угрозам, что грозило развязыванием военного конфликта.
2-3 (15-16) сентября 1908 г. в австрийском замке Бухлау состоялась встреча Извольского с австрийским министром иностранных дел графом А. Эренталем. Между ними было заключено устное ("джентльменское") соглашение. Извольский давал согласие на признание Россией аннексии Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией в обмен на обещание Эренталя поддержать требование России открыть черноморские проливы для прохода русских военных судов и предоставление территориальных компенсаций Сербии. Предусматривались также вывод австрийских войск из другой турецкой провинции - Ново-Базарского санджака-и отказ австрийской стороны от претензий на него. Всю ответственность за переговоры Извольский взял на себя: они велись без уведомления русского правительства и самого Николая II.
Русское правительство потребовало для решения этих вопросов созыва международной конференции европейских держав, участниц Берлинского конгресса 1878 г. - России, Англии, Франции, Австро-Венгрии, Германии и Италии. Для подготовки этой конференции и выяснения позиций держав Извольский отправился в турне по европейским столицам.
Германия и Италия дали свое согласие в общей, ни к чему не обязывающей их форме, по вместе с тем потребовали определенных для себя компенсаций. Франция и Англия, несмотря на свои союзнические отношения с Россией, не были заинтересованы в изменении режима проливов и отказались ее поддержать в этом вопросе. Франция обусловила свою позицию мнением английского кабинета. В Лондоне ссылались на необходимость получения согласия Турции на изменение режима проливов.
Против действия Извольского выступил Столыпин, который резонно указывал, что соглашение России с Австро-Венгрией на этих условиях вызовет сильное недовольство как славянских народов Балканского полуострова, так и общественного мнения в самой России. Он считал, что если Австро-Венгрия в одностороннем порядке (без соглашения с Россией) решится аннексировать Боснию и Герцеговину, то это неизбежно вызовет сильное противодействие балканских народов и тем самым поспособствует единению их под эгидой России.
29 сентября (12 октября) 1908 г., когда Извольский совершал турне по европейским столицам, Австро-Венгрия официально объявила об аннексии Боснии и Герцеговины. В это время с целью привлечь Болгарию на свою сторону Эренталь тайно договорился с болгарским князем Фердинандом о предоставлении ей полной независимости. По условия Берлинского конгресса 1878 г. Болгария хотя и была автономным княжеством, но платила дань Турции, а выборный болгарский князь утверждался турецким султаном. Опираясь на поддержку Австро-Венгрии, Фердинанд объявил себя царем, а Болгарию независимым царством.
Против аннексии Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией выступили с протестами Россия, Сербия и Турция. Сербия даже провела мобилизацию своей армии. Англия и Франция под разными предлогами уклонились от принятия каких-либо мер против действий Австро-Венгрии. Англия выдвинула проект нейтрализации проливов и даже направила свою эскадру к Дарданеллам, а турецкому правительству советовала быть бдительнее и укрепить Босфор. Турция за субсидию от Англии в 2,5 млн фунтов стерлингов в феврале 1909 г. отказалась от своих прав на Боснию и Герцеговину.
Австро-Венгрия в ультимативной форме потребовала от Сербии и Черногории признания аннексии Боснии и Герцеговины, открыто угрожала Сербии войной, демонстративно начата военные приготовления и сосредоточила свои войска на сербской границе. На стороне Австро-Венгрии решительно выступила Германия. 8 (21) марта 1909 г. она предъявила России ультиматум - признать аннексию Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины, отказаться от требования созыва международной конференции по боснийскому вопросу и воздействовать на Сербию, чтобы она приняла условия венского кабинета. В ультиматуме недвусмысленно было заявлено о возможности военных действий Австро-Венгрии против Сербии в случае, если он не будет принят. Германия откровенно шла на крайние меры, заявляя, что наступил "самый лучший момент, чтобы рассчитаться с русскими".
В день получения царским правительством ультиматума собралось совещание под председательством Николая II. Выяснилась полная неготовность России к войне. Принимались во внимание и другие соображения. Твердую позицию избежать войны любыми средствами занял Столыпин, считавший, что "развязать войну - значит развязать силы революции". 12 (25) марта 1909 г. Николай II направил Вильгельму II телеграмму о согласии русского правительства признать требования германского ультиматума. Через несколько дней о признании требований Австро-Венгрии вынуждена была заявить и Сербия. Неудачу русской дипломатии в боснийском кризисе в самой России едко назвали "дипломатической Цусимой".
Эти события временно ослабили позиции германофильской группы в России. Вместе с тем в правых газетах развернулась шумная кампания против Англии и Франции, не поддержавших Россию в самые острые моменты кризиса.
Германия расценила исход боснийского кризиса как благоприятный фактор ослабления влияния России на Балканах и раскола Антанты. Германия стремилась сама расширить свое влияние в этом регионе и вытеснить из стран Ближнего Востока Россию, Францию и Англию, но как раз это стремление Германии еще более сплотило блок Антанты, а итогом боснийского кризиса явилось усиление гонки вооружений. В России началась разработка программы по реорганизации армии и флота, оснащению их новыми видами вооружения. С целью централизации всего военного дела в августе 1909 г. был упразднен Совет государственной обороны, и все учреждения военного ведомства, включая Генштаб и генерал-инспекторов отдельных родов войск, были подчинены военному министру. После боснийского кризиса российский Генштаб еще более был уверен в близости войны, а также в том, что наиболее вероятными противниками России в этой войне станут Австро-Венгрия и Германия. В 1910 г. была утверждена новая дислокация армии по принципу более равномерного распределения войск на территории страны. Были отодвинуты от границ районы сосредоточения войск и техники, чтобы не поставить их под удар противника в первые же дни войны, расширен офицерский корпус, в котором увеличился удельный вес представителей недворянских сословий.
Боснийский кризис усилил национально-освободительное движение славянских народов на Балканском полуострове и в самой Австро-Венгрии.
Боснийский кризис способствовал сближению России с Италией. В октябре 1909 г. в итальянском городке Раконджи был подписан секретный договор между Россией и Италией. Он предусматривал поддержку со стороны Италии в сохранении статус-кво па Балканах и содействие в открытии черноморских проливов для русских военных кораблей в обмен на доброжелательный нейтралитет России в случае захвата Италией Триполитании и Киренаики (в Северной Африке), находившихся под властью Турции. Договор также предусматривал совместное дипломатическое давление Италии и России на Австро-Венгрию в случае нарушения ею статус-кво на Балканах, т.е. противодействие ее агрессивной политике в этом регионе. Русско-итальянский договор 1909 г. знаменовал собой важный шаг в наметившемся отходе Италии от Тройственного союза, что окончательно завершилось уже в ходе Первой мировой войны.
Под влиянием боснийского кризиса возник план создания союза объединившихся с Турцией и Россией балканских стран как противовеса австро-германскому блоку на Балканах.
В сентябре 1911 г. началась итало-турецкая война. Россия решила воспользоваться неудачами Турции в этой войне для создания благоприятного для нее режима черноморских проливов. Перед назначенным послом в Турцию Н. В. Чарыковым была поставлена задача добиться от турецкого правительства соглашения на открытие для русских военных судов черноморских проливов в обмен на помощь в защите их и прилегающей к ним территории. Ставилась перед ним и другая задача - добиться объединения Турции, Болгарии, Сербии и Черногории во Всебалканский союз под эгидой России с целью нейтрализовать агрессивную политику Австро-Венгрии па Балканах. Предполагалось присоединить к этому союзу также Грецию и Румынию. Но из-за территориальных противоречий между Турцией, Грецией, Болгарией и Сербией (главным образом из-за Македонии) эту миссию Чарыкову выполнить не удалось.
Германия и Австро-Венгрия были заинтересованы в Балканах и Турции. Это затрагивало интересы Антанты. По решению Берлинского конгресса 1878 года, Босния и Герцеговина (население – сербы и хорваты) были заняты австро-венгерскими войсками на неопределенный срок, хотя формально считались турецкими владениями. Дело в том, что Босния и Герцеговина имеют и стратегической значение — плацдарм для укрепления влияния на Балканах. И это понимают все. В 1908 году в Турции происходит революция. Султан Абдул Хамид свергнут, и к власти приходят военные из партии «Единство и прогресс» (в Европе известные как «младотурки»). Вводится Конституция, и начинается национально-освободительная борьба народов Балкан. Естественно, она была подавлена. Австро-Венгрия, в свою очередь, рассматривает это как удобный предлог окончательно подчинить себе Боснию и Герцеговину. Россия …
оказывается в сложном положении. Министр иностранных дел Извольский договаривается с министром иностранных дел Австро-Венгрии Эренталем о компенсациях для России взамен признания оккупации Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины: Австрийцы обязались поддержать требование России открыть черноморские проливы для прохода русских военных судов и предоставить территориальные компенсации Сербии. Также Австро-Венгрия выводила свои войска из Ново-Базарского санджака (турецкая провинция). Надо сказать, что ответственность за переговоры Извольский полностью брал на себя – Николай II ни о чем не знал. Правительство тоже.
Русское правительство не согласилось, и потребовало созыва стран-участниц Берлинского конгресса 1878 года – России, Англии, Франции, Австро-Венгрии, Германии и Италии. Франция и Англия оказались против, Германия и Италия согласились условно, зато открыто «против» оказался Столыпин. Против аннексии Боснии и Герцеговины высказались Россия, Сербия и Турция.
Не смотря ни на что, 29 сентября (10 октября) 1908 г. Австро-Венгрия официально объявила об аннексии Боснии и Герцеговины. Сербия провела мобилизацию, но дальше дело не пошло. Позже, уже в феврале 1909 г., Турция откажется от своих прав на Боснию и Герцеговину.
Встал вопрос о признании аннексии Боснии и Герцеговины Сербией и Россией. Сербия, в свою очередь, провела мобилизацию. Австро-Венгрия сосредоточила свои войска на границе с Сербией и требовала признания аннексии. Того же она требовала и от России. Кроме того, австрийцы требовали отказа России от созыва международной конференции. Угрозой была война. Германия поддерживала Австро-Венгрию и направила России ультиматум: либо Россия признает аннексию, либо — война. Николай II 8 (21) марта – в день получения ультиматума созвал совещание. И выяснилась «странное» обстоятельство – Россия к войне не готова. Против войны был Столыпин – но уже по другим соображениям. «Развязать войну – значит развязать революцию». 12 (25) марта Николай II отправил Вильгельму II телеграмму о признании аннексии Боснии и Герцеговины. Впоследствии это назвали «дипломатической Цусимой». Вслед за Россией аннексию Боснии и Герцеговины признала Сербия. Это, конечно, не способствовало популярности Николая II.
Россия начинает программу по реорганизации армии и флота и оснащению ее новыми видами вооружения. В августе 1909 года упразднен Совет государственной обороны, а все военные учреждения, включая Генштаб были подчинены военному министерству. В 1910 году была утверждена новая дислокация армии по принципу равномерного распределения войск.
На фоне Боснийского кризиса идет сближение Италии и России. В 1909 году заключен договор по Балканам.
Германия и ее союзница по военному блоку Австро-Венгрия стремились превратить Балканы и Турцию в сферу своего экономического, политического и военного влияния, что затрагивало интересы стран Антанты в этом регионе и углубляло их противоречия с австро-германским блоком. Взрывоопасный характер приняли события, развернувшиеся в 1908-1909 гг. на Балканах и получившие название «боснийского кризиса».
Босния и Герцеговина, населенные сербами и хорватами, по решению Берлинского конгресса 1878 г. были оккупированы на неопределенный срок войсками Австро-Венгрии, но продолжали
считаться турецкими владениями. Австро-Венгрия рассматривала эти провинции, имевшие важное стратегическое значение, как плацдарм для усиления своего влияния на Балканах и давно вынашивала планы окончательной их аннексии.
В 1908 г. началась революция в Турции. Абсолютистский режим султана Абдул Хамида был свергнут, к власти пришли военные, принадлежавшие к буржуазно-националистической организации «Единство и прогресс (именуемые в Европе «младотурками»), которые ввели в стране конституцию. Революция в Турции вызвала новый подъем национально-освободительной борьбы народов Балкан, но младотурецкое правительство жестоко подавило начавшееся движение.
Младотурецкая революция рассматривалась Австро-Венгрией как удобный предлог для осуществления окончательного присоединения Боснии и Герцеговины. В связи с этим намерением Австро-Венгрии министр иностранных дел России А. П. Извольский счел возможным договориться с венским кабинетом о компенсациях для России взамен признания ею оккупации Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией. Он уже знал, что вопрос об оккупации этих территорий окончательно решен венским кабинетом, ив данном случае пришлось бы либо ограничиться бесплодным протестом российской стороны, либо прибегнуть к угрозам, что грозило развязыванием военного конфликта.
2-3(16-17) сентября 1908 г. в австрийском замке Бухлау состоялась встреча Извольского с австрийским министром иностранных дел графом А. Эренталем. Между ними было заключено устное («джентльменское») соглашение. Извольский давал согласие на признание Россией аннексии Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией в обмен на обещание Эренталя поддержать требование России открыть черноморские проливы для прохода русских военных судов и предоставление территориальных компенсаций Сербии. Предусматривался также вывод австрийских войск из другой турецкой, провинции - Ново-Базарского санджака - и отказ австрийской стороны от претензий на него. Всю ответственность за переговоры Извольский взял на себя: они велись без уведомления русского правительства и самого Николая 11.
Русское правительство потребовало для решения этих вопросов созыва международной конференции европейских держав, участниц Берлинского конгресса 1878 Г.- России, Англии, Франции, Австро-Венгрии, Германии и Италии. Для подготовки этой конференции и выяснения позиции держав Извольский отправился в турне по европейским столицам.
Германия и Италия дали свое согласие в общей, ни к чему их не обязывающей форме, но вместе с тем потребовали определенных для себя компенсаций. Франция и Англия, несмотря на свои союзнические отношения с Россией, не были заинтересованы в изменении режима проливов и отказались ее поддержать в этом вопросе. Франция обусловила свою позицию мнением английского кабинета. В Лондоне ссылались на необходимость получения согласия Турции на изменение режима проливов.
Против действия Извольского выступил Столыпин, который резонно указывал, что соглашение России с Австро-Венгрией на этих условиях вызовет сильное недовольство как славянских народов Балканского полуострова, так и общественного мнения в самой России, он считал, - что если Австро-Венгрия в одностороннем порядке (без соглашения с Россией) решался аннексировать Боснию и Герцеговину, то это неизбежно вызовет сильное противодействие балканских народов и тем самым поспособствует единению их под эгидой России.
29 сентября (10 октября) 19.08 г. когда Извольский совершал турне по европейским столицам, Австро-Венгрия официально объявила об аннексии Боснии и Герцеговины. В это время с целью привлечь Болгарию на свою сторону "Эрешаль тайно договорился с болгарским князем Фердинандом о предоставлении ей полной независимости. По условия Берлинского конгресса 1878 г. Бoлгaрия хотя и была автономным княжеством, но платила дань Турции, а
выборный болгарский князь утверждался турецким султаном. Опираясь на поддержку Австро-Венгрии, Фердинанд объявил себя царем, а Болгарию - независимым царством.
Против аннексии Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией выступили с протестами Россия, Сербия и Турция. Сербия даже провела мобилизацию своей армии. Англия и Франция под разными предлогами уклонились от принятия каких-либо мер против действий Австро-Венгрии. Англия выдвинула проект нейтрализации проливов и даже направила свою эскадру К. Дарданеллам, а турецкому правительству советовала быть бдительнее и укрепить Босфор. Турция за субсидию от Англии в 2,5 млн. фyнтoв стерлингов В феврале 1909 г. отказалась от своих прав на Боснию и Герцеговину.
Австро-Венгрия в ультимативной Форме потребовала от Сербии и Черногории признавала аннексии Боснии и Герцеговины, открыто угрожала Сербии войной, демонстративно начала военные приготовления и сосредоточила свои войска на сербской границе. На стороне Австро-Венгрии решительно выступала Германия. 8(21) марта
1909 г. она предъявила России ультиматум - признать аннексию Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины, отказаться от требования созыва международной конференции по боснийскому вопросу и воздействовать на Сербию, чтобы она приняла условия венского кабинета. В ультиматуме недвусмысленно было заявлено о возможности военных действий Австро-Венгрии против Сербии в случае, если он не будет принят. Германия откровенно шла на крайние меры, заявляя, что наступил 4самый лучший момент, чтобы рассчитатьcя с русскими..
В день получения царским правительством ультиматума собралось совещание под председательством Николая II. Выяснилась полная неготовность России к войне. Принимались во внимание и другие соображения. Твердую "позицию избежать войны любыми
средствами занял Столыпин, считавший, что «развязать войну значит развязать силы революции». 12(25) марта 1909 г. Николай 11 направил Вильгельму 11 телеграмму о согласии русского правительства на требования германского ультиматума. Через несколько дней о признании требований Австро-Венгрии вынуждена была заявить и Сербия. Неудачу русской дипломатии в боснийском кризисе едко назвали в самой России «дипломатической Цусимой».
Эти события временно ослабили позиции германофильской группы в России. Вместе с тем в правых газетах развернулась шумная кампания против Англии и Франции, не поддержавших Россию в самые острые моменты кризиса.
Германия расценила исход боснийского кризиса как благоприятный фактор ослабления влияния России на Балканах и раскола Антанты. Германия стремилась сама расширить свое влияние в этом регионе и вытеснить из стран Ближнего Востока Россию, Францию и Англию, но как раз это стремление Германии еще более сплотило блок Антанты, а итогом боснийского кризиса явилось усиление гонки "Вооружений. В России началась разработка программы по реорганизации армии и флота, оснащению их новыми видами вооружения. С целью централизации всего военного дела в августе1909 г. был упразднен Совет государственной обороны, и все учреждения военного ведомства, включая Генштаб и генерал-инспекторов отдельных родов войск, были подчинены военному министру. После боснийского кризиса российский Генштаб еще более был уверен в близости войны, а также в том, что наиболее вероятными противниками России в этой войне станут Австро-Венгрия и Германия. В 1910 г. была утверждена новая дислокация армии по принципу более равномерного распределения войск на территории страны. Были отодвинуты от границ районы сосредоточения войск и" техники, чтобы не поставить их под удар противника в первые же дни войны, расширен офицерский корпус, в котором увеличился удельный вес представителей недворянских сословий.
Боснийский кризис усилил национально-освободительное движение славянских народов на Балканском полуострове и в самой Австро-Венгрии.
Боснийский кризис способствовал сближению России с Италией. В октябре 1909 г. в итальянском городке Раконджи был подписан секретный договор между Россией и Италией. Он предусматривал поддержку со стороны Италии в сохранении статус кво на Балканах и содействие в открытии черноморских проливов для русских военных кораблей в обмен на доброжелательный нейтралитет России в случае захвата Италией Триполитании и Киренаики (в Северной Африке), находившихся под властью Турции. Договор также предусматривал совместное дипломатическое давление Италии и России на Австро- Венгрию в случае нарушения ею статус-кво на Балканах, т. е. противодействие ее агрессивной политики в этом peгиoнe. Русско-итальянский договор 1909 г. знаменовал собой важный шаг в наметившемся отходе Италии от Тройственного союза, что окончательно завершилось уже в ходе Первой мировой войны.
Под влиянием боснийского кризиса возник план создания союза объединившихся с Турцией и Россией балканских стран как противовес австр6-германскому блоку на Балканах.
В сентябре 1911 г. началась итало-турецкая Boйнa. Россия решила воспользоваться неудачами Турции в этой войне для создания благоприятного для нее режима черноморских проливов. Перед назначенным послом в Турцию Н. В. Чарыковым была поставлена задача добиться от турецкого правительства соглашения на открытие для русских военных судов черноморских проливов в обмен на помощь в защите их и прилегающей к ним территории. Ставилась перед ним и другая задача - добиться объединения Турции, Болгарии, Сербии и Черногории во Всебалканский союз под эгидой России с целью нейтрализовать aгpeссивную политику Австро-Венгрин на Балканах. Предполагалось присоединить к этому союзу также Грецию и Румынию. Но из-за территориальных противоречий между Турцией, Грецией, Болгарией и Сербией (главным образом из-за Македонии) эту миссию Чарыкову выполнить не удалось.
Предпосылки кризиса
В первое десятилетие XX века неумолимо клонившаяся к упадку Османская империя попыталась переломить вектор своего развития, после Младотурецкой революции правящие круги Османской империи с новой силой стали заявлять свои права на Боснию и Герцеговину . Это тревожило австро-венгерское правительство, которое взяло курс на аннексию провинций и искало лишь удобный повод для реализации своих планов. Для этого необходимо было преодолеть противодействие не только османцев , но также России , Великобритании , Франции , Италии , Сербии и Черногории .
Политика Австро-Венгрии
Австрийский министр иностранных дел Алоиз фон Эренталь вступил в переговоры с представителями заинтересованных держав. Первым делом было достигнуто соглашение с Италией о том, что Габсбурги не будут вмешиваться в Итало-турецкую войну за обладание Ливией . Это позволило несколько выровнять австрийские отношения с Италией, которые не складывались со времён окончания Рисорджименто , лишившего Габсбургов их обширных владений на Апеннинах . С султаном удалось договориться путём подписания договора, по которому Турция получала за аннексированные территории компенсацию в 2,5 млн фунтов стерлингов - при том, что Австрия отказывалась аннексировать Новипазарский санджак . Посредником при заключении этого договора выступал основной внешнеполитический союзник австрийского двора - германский кайзер Вильгельм II , имевший неограниченное влияние на султана .
Во время встречи российского министра иностранных дел А. П. Извольского с австрийским коллегой Алоизом фон Эренталем , состоявшейся в замке Бухлау (Бухлов), 15-16 сентября 1908 года было достигнуто предварительное неформальное соглашение, по которому в обмен на признание Россией аннексии Боснии и Герцеговины, Австрия признавала право России на беспрепятственный проход её военных кораблей через черноморские проливы Босфор и Дарданеллы . Также обе стороны договорились не возражать, если Болгария объявит о прекращении своей вассальной зависимости от Османской империи . Стоит отметить, что у Извольского не было полномочий для проведения подобных переговоров, а для его австрийского коллеги, Эренталя , как выяснилось позднее, весьма важным было хотя бы создать их видимость. Со слов современников Извольского смысл его предварительного неформального соглашения с Эренталем состоял в том, чтобы в подходящий для двух держав момент Австро-Венгрия объявила об аннексии Боснии-Герцеговины , а Россия одновременно заявила бы об отказе от берлинских соглашений о нейтральном статусе черноморских проливов . Предполагалось, что согласованные действия позволят нейтрализовать реакцию со стороны союзников России по Антанте - Франции и Великобритании , которые опасались усиления российского влияния в Средиземноморье.
Как отмечал в своих мемуарах граф В. Н. Коковцов , бывший в то время министром финансов России , "за гостеприимными беседами в Бухлау Извольский разыграл эпизод из басни Крылова - «Ворона и лисица».
Боснийский кризис 1908-1909 гг
На следующий день (6 октября) правительства Сербии и Черногории объявили в своих странах мобилизацию. Правящие круги и интеллигенция обоих государств полагали, что Босния-Герцеговина - это исторически сербская провинция, она должна быть интегрирована в общесербское культурное пространство и поделена между ними, как и Новипазарский санджак .
10 марта 1909 г. Сербия отказалась признавать аннексию Боснии и Герцеговины. 17 марта 1909 г. Совет министров России на своем заседании констатировал, что Российская империя не готова к войне с Германией и Австро-Венгрией на двух фронтах. В связи с этим России приходилось сдерживать Сербию от нападения на Австро-Венгрию ; такой опрометчивый шаг вполне мог спровоцировать общеевропейскую войну.
И тут своё веское слово сказала Германия . 22 марта германский посол в России граф Пурталес вручил российскому коллеге Извольскому «предложения по разрешению кризиса» (больше похожие на ультиматум), в которых России предлагалось дать немедленный чёткий недвусмысленный ответ о согласии либо отказе признать аннексию Боснии и Герцеговины и дал понять, что отрицательный ответ повлечёт за собой нападение Австро-Венгрии на Сербию; дополнительно было выдвинуто требование о прекращении дипломатической поддержки Сербии . Опасаясь втягивания России в войну, премьер-министр П. А. Столыпин выступил категорически против прямой конфронтации с Германией и Австро-Венгрией, указав, что «развязать войну - значит развязать силы революции». На следующий же день император Николай II телеграфировал кайзеру Германии Вильгельму II о согласии принять все германские требования. Это означало, что русская балканская политика потерпела полное фиаско, которое современники, памятуя о недавно закончившейся неудачной русско-японской войне , назвали «дипломатической Цусимой» . Под давлением своего союзника, Сербия 31 марта 1909 г. также вынуждена была признать аннексию.
Формально конфликт был исчерпан, но чувства горечи от поражения продолжали тлеть и в Белграде, и в Петербурге. Кроме того, благодаря усилиям австрийской и германской дипломатии союзники России - Сербия и Черногория, оказались в изоляции, а престижу России был нанесён очередной чувствительный удар. Балканы же надолго остались «пороховым погребом» Европы . Взрыв произошёл в июне 1914 года, когда сербский террорист Гаврило Принцип застрелил наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда во время инспекции вновь присоединённых земель (см. Сараевское убийство).
Боснийский кризис 1908-1909 гг. привёл к углублению противоречий между Антантой и Тройственным союзом , явившись одним из этапов на пути к Первой мировой войне . Кризис необратимо испортил отношения между Россией и Сербией с одной стороны и Австро-Венгрией с другой и едва не привёл к большой европейской войне. Германия дала понять России и Антанте , что окажет Австро-Венгрии любую необходимую помощь, вплоть до военной. Наметился отход Италии от Тройственного союза . В рамках Антанты также вскрылись серьёзные противоречия: союзники не оказали России весомую поддержку в босно-герцеговинском вопросе и оказались не готовы удовлетворить притязания России в Восточном вопросе в целом, оставив Россию наедине с Германией и Австро-Венгрией. В то же время сами - «держали порох сухим». По данным ряда исследователей, на рубеже 1908-1909 гг. Великобритания сконцентрировала в метрополии больше половины кораблей своего флота. По-видимому, британские правящие круги не сочли Боснийский кризис своевременным и удобным поводом для выступления против Тройственного союза .
Что касается главных «героев» кризиса - кризис отразился на политической карьере Извольского : вскоре он ушёл в отставку с поста министра иностранных дел и был отправлен послом во Францию; российское внешнеполитическое ведомство, долгое время остававшееся очень закрытым органом, напрямую подчинявшимся императору, наконец, попало под полный контроль Правительства и Председателя Совета Министров: политика стала более гласной, а решения - более взвешенными. Эренталь получил титул графа после признания аннексии остальными Великими державами 9 апреля 1909 года.
Напишите отзыв о статье "Боснийский кризис"
Ссылки
- Астафьев И. И. Русско-германские дипломатические отношения 1905-1911 гг. М., 1972;
- Бестужев И. В. Борьба в России по вопросам внешней политики. 1906-1910. М., 1961;
- Виноградов К. Б. Боснийский кризис 1908-1909 гг. Пролог первой мировой войны. Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1964;
- Зайончковский А. М. Вокруг аннексии Боснии и Герцеговины. // Красный архив, 1925, Т.3 (10), С. 41-53;
- Игнатьев А. В. Русско-английские отношения накануне первой мировой войны (1908-1914 гг.). М., 1962;
- История дипломатии. Том II. Автор тома В. М. Хвостов. Под редакцией А. А. Громыко, И. Н. Земскова, В. А. Зорина, В. С. Семенова, С. Д. Сказкина, В. М. Хвостова. М., Государственное издательство политической литературы, 1963;
- Милюков, П. Н. Балканский кризис и политика А. П. Извольского. СПб., 1910;
- Писарев Ю. А. Великие державы и Балканы накануне первой мировой войны. М., Изд-во Наука, 1985;
- Полетика Н. П. Сараевское убийство. Исследование по истории австро-сербских отношений и балканской политики России в период 1903-1914 гг. М., Изд-во: Красная газета, 1930;
- Fay Sidney Bradshaw. The origins of the world war. Vol. 1-2, New York 1928. / Фей С. Б. Происхождение мировой войны. Т. 1-2, М., 1934;
- Pribram, A. F. Austrian foreign policy 1908-1918. With a foreword by G. P. Gooch. London, 1923;
- (англ.)
См. также
|
||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Боснийский кризис
– Это длинно было бы, – отвечал сын.– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d"empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c"est un homme d"esprit votre pere, – сказала она, – c"est a cause de cela peut etre qu"il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.
Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c"est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили. И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену, и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu"il vous donne l"amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Морское соперничество было не единственным проявлением англо-немецкого антоганизму. Одновременно развивалась и борьба с преимуществом на Ближнем Востоке. После получения концессии на Багдадской железной дороги Германия усиленно работала над тем, чтобы закабалить Турцию и превратить ее в свою колонию. Со своей стороны, и султан Абдул-Гамид думал укрепить свой трон пошатнулся с помощью немецкого правительства и немецкого капитала.
1908 возник кризис на почве международных отношений на Ближнем Востоке. Германский империализм тем охотнее поддерживал деспотический режим "кровавого султана", что в правящих кругах союзника Германской империи - Австро-Венгрии, все сильнее нарастала ненависть к славянства В начале XX в. австрийский финансовый капитал требовал перехода к политике прямой аннексии к желаемому стремясь захватить путь на Салоники - выход к Эгейскому морю.
В это же время в Сербии усилилось движение за освобождение от экономической зависимости от Австрии. Со времени Берлинского конгресса Сербия ориентировалась на Австрию. 1903 в Белграде произошел государственный переворот, и династия Обреновичей уступила место Карагеоргиевича. После этого она начала ориентироваться на Россию. За этим событием последовало чрезвычайное усиление национальной пропаганды, направленной не только против Турции, но и против Австро-Венгрии. В начале 1906 г.. Между Австро-Венгрией и Сербией началась таможенная война.
В Австрии усилилось влияние кругов, стремившихся, пользуясь ослаблением России, дать Южнославянском вопросу радикальное решение. Это означало - захватить сербские области Балкан и включить их в состав монархии Габсбургов, перестроив ее на основе или триализму, или федерализма. Такая старая программа австрийских феодально-клерикальных и военных кругов. Эти планы поддерживали и влиятельные группы венской финансовой олигархии, заинтересованы в эконом чний эксплуатации Балкан.
Возглавили эту течение наследник престола эрцгерцог Франц Фердинанд, начальник генерального штаба фельдмаршал Конрад фон Гётцендорф и частично министр иностранных дел Эренталь. Именно они замышляли в первую очередь аннексию Боснии и Герцеговины, оккупированных Австрией 1878 на основании статьи двадцать пятой Берлинского трактата, которые еще оставались под номинальным суверенитетом Турции. Таким актом они рассчитывали положить конец надеждам сербского народа на воссоединение этих областей с Сербией. Как последующий этап намечалась превентивная война против Италии и Сербии и "аннексия Сербии" и, наконец, захват пути на Салоники.
Если бы Германии удалось окончательно поработить Турцию, а ее австро венгерской союзнику - осуществить задуманные планы на Балканах, то тогда бы весь Ближний Восток со всеми его человеческими и материальными ресурсами оказался под пятой немецкого империализма.
С этим не могла примириться Англия, всегда рассматривала страны Ближнего Востока как мост из Европы в Индию. Не могла допустить этого и Россия. Подчинение Турции и Балкан влияния Германии и Австрии означало бы угрозу для безопасности всего российского юга от Черноморского побережья до закавказской границы. Россия не желала отказываться от своей роли заместителя славян. Не могла она созерцать равнодушно ни на засилье немцев на Босфоре, ни на строительство стальной колеи, по которой можно подвозить оружие и войска из Константинополя и даже прямо из Берлина почти до самого Армянского нагорья. Неудивительно, что, несмотря на противоречия, разделявшие их, Англия и Россия оказывались заинтересованными в том, чтобы дать отпор немецкому проникновению на восток.
Английское правительство активно противодействовал немецкой экспансии "в Турции. Он использовал при этом разные пути. Прежде всего он обратился к чисто финансовой действия. В апреле 1903 английские банкиры отказались участвовать в финансировании Багдадской железной дороги. Между тем Общество этой железной дороги мало от турецкого правительства полную гарантию доходности этого предприятия. Это требовало от Турции значительных средств, а денег у нее не было. Получить их она могла, только повысив некоторые налоги и прежде всего таможенные пошлины. Но из-за режима капитуляций, существовавший в Турции, она не располагала таможенной независимости. Ввозные пошлины были установлены в 8% стоимости товара. Поднять их Турция могла не иначе, как с согласия великих держав.
Однако Англия решительно отказалась дать согласие на повышение пошлин. Франция и Россия, несмотря на всю напряженность англо-русских отношений, полностью разделяли английский точку зрения в вопросе о таможенном надбавку. Таким образом, тормозилось финансирование Багдадской железной дороги, которое для берлинского денежного рынка и без того оказалось не особенно легким делом. Наконец, Англия воспользовалась беспорядками, которые в 1902-1903 pp. возникли в Македонии, чтобы осуществить сильное политическое давление на султана.
В 1903 г.. В Мюрцштегу Россия и Австрия договорились о программе реформ в Македонии. В ту пору, хотя и по разным причинам, оба правительства были заинтересованы в том, чтобы хоть временно погасить македонский движение и не дать снова закипеть балканском котлу.
Английская дипломатия в лице лорда Ленсдауна выдвигала программу радикальных реформ. План ее был рассчитан на то, чтобы лишить султана почти любой реальной власти в Македонии. Теперь Англия возобновила свое давление на султана, продался Германии. Она вновь подняла македонский вопрос. При этом английская дипломатия стремилась добиться поддержки России, чтобы общим давлением заставить султана изменить свою внешнеполитическую ориентацию. В июне 1908 в Ревеле состоялась встреча Эдуарда VII с Николаем П. Короля сопровождали помощник статс-секретаря Форейн-офис Гардинг, адмирал Фишер, генерал Френч. Гардинг убеждал Извольского поддержать английский программу реформ в Македонии.
В ходе дискуссии по македонского вопроса Извольский пытался оказать английском программе умеренного характера. Он не скрыл от своего британского собеседника, что Россия опасается военного превосходства Германии. Несмотря на это, говорил российский министр, Россия должна вести свою политику "с величайшей осторожностью в отношении Германии и не давать ей повода думать, что сближение России с Англией приведет к соответствующему ухудшению отношения России к Германии". Гардинг соглашался, что не следует зря раздражать немцев.
Он признал, что для России "осторожность еще более необходимая", чем для Англии. Поэтому он советовал российскому правительству заниматься быстрее восстановлением военной мощи своей страны. "Нельзя упускать из виду, - говорил Гардинг, - что в результате очень значительного увеличения немецкой морской программы в Англии создалась глубокое недоверие к будущим намерений Германии. Это недоверие со временем будет обостряться по мере осуществления немецкой морской программы и рост налогового обложения в Англии, необходимыми вынужденными военно-морскими контрмерами. Через 7 или 8 лет может возникнуть кризисное состояние, в котором Россия, если она будет сильной в Европе, может стать арбитром в деле мира и произвести гораздо большее влияние на его обеспечение, чем любая Гаагская конференция ". В связи с этим было выпущено коммюнике, в котором сообщалось, что между Россией и Англией достигнута полное согласие по всем международным проблемам.
Но царской России принадлежало еще восстанавливать свою мощь, ослабленную неудачной войной с Японией и потрясениями 1904-1905 pp. А пока ее противники спешили воспользоваться благоприятным моментом для укрепления своих позиций на Балканском полуострове. В первую очередь взялась за это австрийская дипломатия. Министр иностранных дел Австрии Эренталь приступил к этой задаче в начале 1908 Он выдвинул проект сооружения железной дороги от австрийской границы через Новобазарський санджаков в Салоники. Эта дорога должна была обеспечить Австрии путь к Эгейскому морю. 27 января 1908 Эренталь публично заявил о своем плане.
Выступление Эренталя вызвал в России крайнее возбуждение. Железная дорога на Салоники укрепила бы влияние Австрии во всей западной половине Балканского полуострова. По выражению Извольского, "осуществление австрийского плана привело бы к германизации Македонии". Ясно было, что Россия не может оставаться равнодушным к проекту австрийского министра. С февраля в Петербурге было созвано совещание министров. На ней Извольский предложил использовать сближение с Англией, чтобы отказаться от чисто оборонной политики, которой придерживалась Россия на Востоке в последние годы.
Еще 1907, во время переговоров с англичанами, Извольский добивался согласия Англии на смену международно-правового режима проливов. Он хотел, чтобы Россия получила право на свободный проход через проливы своих военных судов как из Черного моря в Средиземное, так и назад. Тогда Англия уклонилась от формального соглашения по этому вопросу. Но Е. Грей не лишил Извольского некоторых надежд на будущее. Эти надежды и руководили Извольским, когда он ставил вопрос о смелую политику России на Ближнем Востоке. Однако остальные российских министров, которые были участниками совещания единодушно отвергли предложение Извольского. Было указано на военную неподготовленность России, вооруженные силы которой не было еще реорганизованы после поражения на Дальнем Востоке. Отрицал и министр финансов Коковцов. Но с особой решительностью возражал против воинственных замыслов Извольского П. А. Столыпин. Через несколько дней, 10 февраля, Совет государственной обороны принял такое решение: "В результате крайнего расстройства материальной части армии и неблагоприятного внутреннего состояния необходимо сейчас избегать употребления таких агрессивных мер, которые могут вызвать политические осложнения".
Таким образом, Извольский приходилось ограничиться применением дипломатических средств. Он начал с того, что противопоставил австрийском железнодорожном проекта собственный контрпроект. Извольский намечал соорудить железную дорогу от одного из адриатических портов Албании к Дунаю. Эта линия должна была дать Сербии выход к морю, экономически и политически независимой от Австро-Венгрии. Тем самым ослаблялась бы кабала, в которой Австро-Венгрия держала Сербию. Ясно, что проект Дунай-Адриатичиои железной дороги был крайне невыгодным для австрийцев. Англичане обещали поддержать проект Извольского при условии, что Россия будет в согласии с Англией в вопросе о реформах в Македонии. Теперь наступала очередь Эренталя прибегать к смятение по поводу железнодорожного СТРОИТЕЛЬСТВО на Балканах.
